– Спасибо, – вздохнул Брут.
– А теперь – к делу. Что такого случилось? Почему я должен был явиться сюда?
– Выборы. С дезертирством всеобщего друга Филиппа моральный дух в Риме упал. Никто не поведет их за собой, ни у кого не хватит смелости стать лидером. Вот почему я подумал, что ты должен возвратиться в Рим, по крайней мере до конца выборов. Я не нахожу никого достаточно квалифицированного, кто захотел бы стать консулом. Фактически никто не хочет занимать никакого важного поста, – нервно заключил Брут; он вообще был беспокойным человеком.
– А как же Серторий?
– Ты ведь знаешь, он наш противник. Я написал ему в Синуессу и просил выставить свою кандидатуру в консулы, но он отказался. По двум причинам, хотя я ожидал лишь одной: он все еще претор и должен ждать обычных два года, прежде чем баллотироваться в консулы. Я надеялся уговорить его. И сумел бы, будь то единственная причина. Вторую же я считаю невозможной.
– И какая же вторая причина?
– Он сказал, что с Римом покончено, что он отказывается быть консулом в городе, полном трусов и оппортунистов.
– Изящно сформулировано.
– Он заявил, что станет губернатором Ближней Испании и уедет немедленно.
– Fellator! – прорычал Карбон.
Брут, не переносивший сквернословия, промолчал. Очевидно, ему больше нечего было сказать. Некоторое время они молчали.
Выведенная из себя Сервилия приложила глаз к затейливой решетке ставни и увидела Карбона и своего мужа сидящими за столом друг против друга. Она подумала, что они могли бы быть братьями: оба темноволосые, у обоих простые черты лица, оба невысокого роста, и у обоих фигуры не идеальные.
Сервилия часто спрашивала себя, почему Фортуна не наградила ее мужем с более выразительной внешностью, мужем, относительно которого она могла бы быть уверена, что он засияет на политической арене. Она давно уже отказалась от мысли о военной карьере для Брута. Значит, это должна быть политика. Но лучшее, на что Брут оказался способен, – это дать Капуе статус римского города. Неплохая идея – определенно она спасла его трибунат от банальности! – но о Бруте никогда не будут помнить как об одном из великих плебейских трибунов, как о его дяде Друзе.
Брута для Сервилии выбрал дядя Мамерк, хотя сам дядя Мамерк был душой и телом предан Сулле и находился в Греции с Суллой, когда назрела необходимость найти мужа для старшей из шести его подопечных, Сервилии. Они все еще жили в Риме под присмотром бедной родственницы, Гнеи, и ее матери Порции Лицинианы – ужасной женщины! Любой опекун, неважно насколько он удален от своих подопечных, не должен беспокоиться о достоинствах и моральном состоянии ребенка, воспитывающегося под рукой Порции Лицинианы! Даже ее дочь Гнея с течением лет стала еще некрасивее и еще более похожей на старую деву.