Меня под конвоем привели в дом. На часах было около двенадцати. Охранники испарились, а мы с мужчиной остались наедине.
— Сядь! — скомандовал он.
Я не решилась ему перечить после того, как меня поймали на побеге. Покорно заняла кресло.
— Я предупреждал, теперь тебя придется наказать. Нельзя игнорировать мои слова. А ты только что это сделала! — его голос внушал леденящей кровь ужас.
Он смотрел на меня своими стальными глазами, оценивая степень моей вины. Чтобы не показывать своего страха, я крепко сжала кулаки.
— Завтра с утра ты отправишься на конюшни, и будешь там работать наравне с конюхами!
Я даже выдохнула от облегчения. Такое наказания я могла выдержать! Я любила лошадей и готова была возиться с ними хоть целый день. Только меня беспокоила работа. Я же не могла ее прогуливать постоянно. Меня просто уволят, чего бы очень не хотелось.
— Мне нужно завтра в детский центр, — попробовала я договориться с мужчиной.
— Ты не выйдешь за пределы этого дома, даже не надейся!
— Но меня уволят, и как тогда мне семью кормить? — в отчаянии спросила я у мужчины.
— Это твой отец должен кормить семью, а не ты. Удел женщины заниматься домом! — придерживаясь патриархальных взглядов, мужчина пытался распространить свои убеждения и на меня.
— Вы живете в прошлом веке! Сейчас женщина наравне с мужчиной может сделать карьеру, стать успешной и зарабатывать много денег! — высказала я свою точку зрения, которая шла вразрез со словами Издемира.
Мужчина вальяжно развалился в кресле, положив ногу на ногу.
— Мне кажется, вам зря дали право голоса!
— Вы не считаете женщин за людей? — возмутилась я поведению молодого человека.
— Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом! Мужчины — заниматься политикой, добывать средства для существования, а женщины создавать этим самым мужчинам комфорт.
— А кто создаст этот комфорт женщинам? — резонно заметила я.
— Думаю, что эта дискуссия не приведёт ни к чему хорошему. Вести подобные беседы с женщиной — неблагодарное занятие. Самая лучшая собеседница — молчаливая, и есть много способов добиться этого молчания! — проговорил он прищурив глаза, будто намекая на что-то.