Я и пошла, прихватив ведро с остро пахнущей водой и швабру. И не просто пошла, а почти побежала, поняв, что сегодня впервые смогу увидеть его без мельтешащей за спиной матери. Сердце замолотило так, что даже притормозить пришлось, чтобы отдышаться и не выдать никому вокруг своего трепета.
— О, Иннуша, ты к нам? — в коридор вышел Яков Петрович, высокий, статный, еще совсем не старый, но уже с сединой на висках.
Я не знала, в каком он звании, остальные мужчины звали его просто “командир”, в курсе была только, что все трое обитателей этой десятой палаты реабилитационного центра служили вместе на Кавказе и там же вместе попали в жуткую переделку, после которой и долечиваются у нас.
— Да, у меня только вы и одиннадцатая остались на утро, — кивнула ему, стремясь поддержать беседу и отвлечься тем самым от желания заглянуть внутрь за его спину, а то и рвануть туда.
Но вместо того чтобы пропустить меня в палату, Яков Петрович прикрыл дверь, взял у меня ведро и чуть оттеснил подальше.
— Ты это, Инуш… Потише там шуруй, ладно. Илюхин угол и вовсе лучше сегодня обойди. Не в себе он немного сегодня, — сказал он шепотом, глядя мне в лицо как-то очень-очень пристально, как-то не так, как раньше.
— Что-то случилось? — выпалила и тут же смутилась. Наглость же. Не мое это дело.
— Со всеми нами тут что-то случилось, птичка-невеличка, — помрачнел мужчина окончательно. — Вот как тебя такую мелкую да светлую в это место занесло-то? Разве такой молодой место среди покалеченных да битых войной на голову?
— А что же, только пожилым с таким дело иметь надо, что ли?
— Не пожилым, Иннуш, просто тем, кто жизнь повидал уже хоть чуток и сердцем немного зачерствел. Не до безразличия, конечно, но так, чтобы самому об нас не раниться. А то я видел вчера, как ты на парней наших смотришь, чуть не плачешь. Вон на Илюху особенно.
— А как не смотреть-то, Яков Петрович? — изумилась я. — Они же люди живые, и я человек, им больно — и у меня душа ноет.
— Вот, — покачал он головой, глядя с упреком. — Хорошего не будет, птичка. Сердце себе все истреплешь. Ладно, задерживаю тебя. Иди, заканчивай, а ближе к вечеру у меня к тебе и матери твоей разговор будет.
— Яков Петрович! — шепотом окликнула его, уже развернувшегося, совершенно пропустив мимо ушей последнее. — А можно мне узнать, что у Ильи случилось?