— Извини, — буркнула я, все еще стоящему на месте мужчине.
— Осторожнее, у меня тут не асфальт, — ответил он отрывисто и, толкнув калитку, предупредил: — Не бойся, не тронут.
Спросить что-либо я не успела, холодный мокрый нос уткнулся мне в ладонь, заставив вздрогнуть. Здоровенный белый мохнатый пес стоял справа от меня, тыкаясь в руку и виляя хвостом-обрубком. Выглядел он в целом пугающе, но смотрел вроде дружелюбно, в отличие от второй собаки поменьше, что и подходить ко мне не стала. Гладкошерстная и лобастая, она не дала себя толком рассмотреть, зыркнула недовольно, заворчала и после тихого “Махорка, не дури” от Ильи, исчезла в сумраке.
— Она дама взрослая, с ходу не доверяет, — негромко прокомментировал Горинов, и я буквально кожей ощутила в его голосе теплоту и гордость. — А Табак у нас — балбес молодой и слегка неуклюжий, так что просто нужно следить, чтобы не сшиб.
Говорил он это на ходу, направляясь к крыльцу довольно далеко в глубине двора расположенного дома, а дружелюбный пес-здоровяк сопровождал нас, то в пару прыжков догоняя его и нюхая свисающую Нюськину тонкую лапку, то притормаживая и тыкаясь опять в меня.
Дом был большим, и из сеней мы сразу оказались на приличных размеров кухне. Вполне современной, что, очевидно, сочетала в себе и функции вместительной столовой для посиделок. Яков, когда строил наш дом, тоже отвел здоровенное помещение внизу, “с мужиками культурно посидеть”. Культурно у него было — это когда гулянка горой с многодневным запоем, драками и песнями, и девками, и исчезновением из дома на пару дней. Что случалось все чаще и чаще в последнее время и закончилось тем… чем закончилось.
— Я вам сегодня свою спальню отдам, Инна, — прошептал Илья, неся дочку дальше в дом. — У меня там единственная кровать широкая. А то ребенок проснется в новом месте, если один, может же испугаться.
— Спасибо. И прости, что мы стесняем те… — начала я, но он опять оборвал меня.
— Прекрати! Я вообще чаще всего сплю на диване перед телеком.
Он толкнул очередную дверь и, не включая света, прошел через комнату и уложил Нюську на кровать.
— Помочь еще чем? — спросил он, выпрямляясь.
— Нет, я сама дальше.
— Пойдем, покажу где-что, — двинулся он обратно, а я замешкалась в дверном проеме, не успев уступить Илье дорогу.
Мы снова очутились близко-близко, лицом к лицу, свет падал мне со спины, отражаясь в его глазах, и я снова, как в тот самый первый, раз ухнула в них не то что с головой — разом до глубины души, почудилось. Не сделав и единого шага, утонула, ушла в обжигающую глубину, потеряв связь с реальностью за один вдох. И это утопление-парение все длилось-длилось, и чем меньше во мне оставалось воздуха реальности, тем отчетливее слышала мощный рев внутри, что требовал податься вперед, коснуться… нет, вцепиться в его широкие плечи и потянуться навстречу, требуя поцелуя, что откроет для меня возможность иного дыхания. Дыхания им и с ним.