– Зоя Яковлевна, – прервал ее декан,
явно теряя терпение. – Подготовьте новый список по всем правилам, а этот
уничтожьте. И оповестите студентов, чтобы пришли и расписались еще раз.
Женщина покраснела от недовольства и
уставилась на меня таким яростным взглядом, что я готова была оказаться сейчас
где угодно, лишь бы подальше от неё.
– Власова, вы можете идти, пара уже началась,
– обратился ко мне декан уже более доброжелательно, продолжая рассматривать
меня с непонятным любопытством.
– Дмитрий Николаевич, мне нужно еще
забрать бумаги для курат...
Замолкнув на полуслове, я вновь
подпрыгнула от неожиданности, когда на секретарский стол с громким хлопком
приземлилась тонкая папка.
– Не потеряй.
Спокойствие декана не могло не
впечатлить. Он взял со стола папку и протянул мне ее с вежливой и даже
искренней улыбкой на лице, но едва за моей спиной закрылась дверь, как я
услышала его взбешенный голос.
Хотелось бы верить, что он поставит
эту дамочку на место.
Часы показывали, что пара началась
четыре минуты назад, поэтому я быстро зашагала по опустевшему коридору к нужной
аудитории, благо она располагалась на одном этаже с деканатом.
На ходу доставая ежедневник и ручку, и
стараясь при этом не помять папку с бумагами, в числе которых был и список
нашей группы, я в очередной раз прокляла тот миг, когда поддалась на уговоры
заменить Кристину на должности старосты.
Вот зачем я это сделала? Кто меня за
язык тянул? Теперь ведь каждый мой чертов шаг будут подмечать. Любое опоздание
будет замечено, про пропуски я и вовсе молчу. Еще и с этой ненормальной в
деканате придется контактировать явно чаще, чем мне бы того хотелось.
С самого утра поцапаться с
секретарем декана и опоздать на пару к Тарасовой… этот день уже просто не смог
бы стать хуже.
Морально приготовившись к публичной
порке за опоздание в лучших традициях нашего куратора, я нервно поправила узкую
юбку и перекинула через плечо волосы, которые сегодня лежали свободными
длинными локонами в честь первого сентября.
Я уже взялась за ручку двери, когда
из аудитории послышался громкий смех. Это было очень странно. На парах
Тарасовой если и смеялись, то исключительно сквозь слезы.
Потянув дверь на себя, я шагнула в
аудиторию ровно в тот момент, когда задали вопрос не просто касавшийся
непосредственно меня, но и озвученный до боли знакомым голосом.