Перенес ствол поверх протянутых рук и упер в раскрытый
рот и пустые глаза. Грохнул выстрел. Тело без половины черепа
отбросило наземь. За глухим стуком наступила звенящая тишина.
Бело-сизый дым рассеивался.
Мы сидим на земле, упершись спинами на колесо. Лошади с
обрывками упряжи бродят поодаль через пару домов. Ямщик мелко
крестится и весь погружен в себя.
- Старый я стал, - винится Игнат, - и глупый. Ты на меня
надеешься. А оно вона как вышло.
- Да уж как-то вышло, - тру я лицо ладонью и встаю, - живы, и
Слава Богу.
- Знал же, что за деньгами едем. Надо было пару человек взять.
Так смело не пошли бы.
- Что деньги? Вон, валяются, - я подхожу к трупу в сапогах и
поднимаю саквояж, - мы оба хороши, расслабились на домашних
пирожках. А тут прямо Чикаго. Вставай, сейчас народу набежит.
И точно. Любопытство взяло верх над страхом, и народ вылез из
подворотен. Какая-то баба запричитала: «Ой, что это
деется. Убили!».
- Дай-ка ей в морду, - распорядился я, - где полиция?
- Чичас придет, - ответил дворник, испуганно озираясь на
заткнувшуюся тетку.
И точно, не спеша приближался городовой с роскошными усами, как
у Бармалея. По бокам семенили два подручных в гражданской одежде.
«Не повернув головы кочан», он подошел к трупу в сапогах.
- Ох, отбегался Ванька, - первое, что сказал он, - кто это его
так?
- Да вот, их благородие сподобился, - угодливо доложил
дворник.
- С кем имею честь? - Определил он во мне главного.
- Граф Зарайский-Андский, - представился я, - по банковским
делам приезжал.
- Граф? Вот как?
Ответить я не успел. Подкатила коляска. Выпрыгнул квартальный
надзиратель с такими же усами, но лицом шире. Городовой доложил
обстановку.
- Говорите, граф? И какие же банковские дела привели вас в такой
закоулок?
- Обычные. Получил деньги в Государственном банке, возвращался
домой.
- И много ли везете?
- Двести тысяч, - открыл я саквояж, - на текущие расходы.
Квартальный шепнул агенту, и тот на той же коляске скрылся.
- Необходимо опросить вас и вашего спутника по поводу сего
прискорбного случая.
- Опрашивайте.
- Пройдемте в околоток.
На коляске нас доставили к серому зданию с двумя фальшивыми
колоннами. Далеко ехать не пришлось. Внутри прохладно и пахнет
кислым. Нас усадили на стулья в тесной комнатке, ничем от
провинциальныхоперских кабинетов моего времени не
отличавшейся. Та же беднота, прокуренные стены и бумаги на столе.
Пятнадцать минут прошли в ожидании и молчании.