И это был тот, кого, к счастью:
– Все знали, – но к стыду своему:
– Так и никто и не вспомнил.
– Нет, я бы сказал, но боюсь это будет не совсем точно, – сказал Если Есть Запас – ЕЕЗ, – ибо тот, про кого я думаю, что это он, уже умер – это Вениамин-Витамин Е, который наконец нашли в чистом спирте.
– Нет, покойники участвуют, я слышала, – сказал Ред.
– Да, – отклонила ее предложение СНС, – но редко.
– Я хочу сказать, – то этот мой предок, простите, если я оговорился, прав, а я в своей молодости написал неточно:
– Хорошо пить на природе – там не встретить бюст Льва Ландау, и знаете почему?
– Почему?
– Потому что там нет не только его, но нет – значит – черно-белых квадратов и другого преследователя-последователя марксизма, нет, пока еще не Леона Иль и его вечной подруги:
– Индиры Ганди, – на которой ему так не подписали разрешения жениться, а нет продукта его жизнедеятельности…
– Кукурузы! – крикнул Сори, желая показать, что он с этим парнем:
– В контакте.
И чтобы все убедились, что это именно он, а не его уже бывшая эманация, прочитал стихи про Рождественского Гуся.
Многие ужаснулись, а некоторые огляделись, и поняли, что:
– Пока еще не совсем ясно, кто именно, но одиозные личности, которые должны быть в это время на Поселении в Крае:
– Кажется здесь, – и скоро будет ясно, кто именно.
Еще один парень подошел к их столу и представился, но никто не понял, как.
– Он сказал Монсоро.
– Нет, нет, он сказал Густафф, – поправила предыдущего оратора Реди.
– Я думаю, они скорое проявят себя, как плоды тех яблонь, которые мы во времена оные посадили на Марсе, и тогда:
– К гадалке не ходи – это они.
– Кто, покойники? – спросил Пли.
– Если бы, – ответил Войнич, – но именно те, кого гонят, как Каина с насиженного места опять в:
– Другое.
– Я думал, здесь лучше, чем на Поселении, – сказал Пели, и хотел проверить свою версию, попросив первого парня прочитать стихотворение, но не успел, это сделал второй:
– Прочтите, пожалуйста, что-нибудь из Воскресения.
И он сказал:
САД ВОСКРЕСЕНИЯ
О, как дожить
до будущей весны
твоим стволам, душе моей печальной,
когда плоды твои унесены
и только пустота твоя реальна.
Нет, уезжать!
Пускай куда-нибудь
меня влекут громадные вагоны.
Мой дольний путь и твой высокий путь —
теперь они тождественно огромны.
(Стихи Иосифа Бродского)
– Я знаю этого гуся, он мне на Зоне надоел своими стихами, говорит, что Бродский, а какой Бродский – неизвестно, если известно, что он, кажется, умер, – сказал, и что характерно: