Сашков взглянул на товарища. Он не предполагал, что Федька умеет так складно врать.
– Не подскажешь ли любезнейший, – обратился к крестьянину Александр, – где бы мы тут в вашем городе могли бы новые шпаги приобрести?
– Отчего не подсказать у кузнеца.
– Ясно, что у кузнеца, ну не у плотника же, – пошутил Федор, но мужик его не расслышал и сказал:
– Так я местный кузнец и есть, – и он вновь погладил свою бороду, – только за каждую шпагу я беру пять копеек серебром.
Федор протянул руку к кошельку, висевшему у него на поясе, и извлек оттуда трех рублевую купюру.
– Э нет господа, я бумагу не беру, – произнес кузнец и замахал руками, – мне серебро подавай, или медь на худой конец, но не бумагу. Вы ее монахам отнесите те возьмут. А что может вам стоит поменять ее у них на серебро или медь. Давайте я провожу вас к отцу настоятелю.
Перекрестившись, они миновали монастырские ворота и вошли во двор храма. Сашков тут же снял с головы треуголку. Меншиков заметив это, тут же поступил аналогично. Приятели тут же оглядели монастырский двор, который усиленно подметали два инока, облаченные в черные рясы. У ворот самого большого храма толпилась пестрая толпа прихожан в ожидании, когда их пустят внутрь на службу. В основном это были крестьяне из местных деревень, хотя в толпе Федор разглядел несколько дворянок и парочку купцов. Около трех зданий стояли две кареты.
– Магистрат, суд и городское правление, – пояснил кузнец, заметив, куда смотрит Меншиков. – Но нам не туда, а сюда, – и он указал на небольшую дверцу, что находилась с боку, от основного входа, в собор.
Мужичок вновь перекрестился и направился к двери. За ним еле поспешая, рванули приятели. У дверей остановились, кузнец подергал ручку и понял, что та закрыта. Развернулся в сторону монастырской стены, где теперь находились кельи иноков, и которая согласно историческим хроникам, даже один раз была подвержена нашествию поляков.
– Ошибся малость, – проговорил он. – Не иначе батюшка все еще в келье.
Они вновь пересекли дверь и оказались у небольшой дверцы. Кузнец снял шапку и постучал, и лишь только потом вошел внутрь.
– Отче, – донеслось из-за двери до приятелей, – к тебе тут два дворянина, аж из самого стольного града, от самой государыни Екатерины Великой.
– Пусть заходят, Емельян, пусть заходят, – раздался басистый голос.