Карета миновал уже знакомую приятелям цветочную поляну, проехала мимо ворот монастыря и свернула на широкую дорогу, в которой приятели опознали будущий сначала Воскресенский, а уже потом и Советский проспект.
– Не Санкт-Петербург, – вздохнул князь, – и не Москва. Хотя, он сам по себе городок спокойный, – продолжал он, заметив, как внимательно дворяне рассматривали местные пейзажи, – да и как ему быть «шабутным», если жизнь здесь затихает с наступлением темноты.
Сейчас у обоих путешественников появилась возможность вновь оказаться в тех местах, где в начале двадцатого века жил Хитров Тихон. Да надо было так случиться, что карета князя ехала уже привычным маршрутом. Вот они свернули на повороте и позади них, осталась строящаяся, правда пока, деревянная церквушка Филиппа Ирапского, так же известного под именем Феофила. Миновали то место, где в будущем появится улица Пролетарская, и Меншиков понял, что они едут к реке. А справа, где будет стоять дом Хитрова, сейчас росли деревья.
– Вот именно в этом месте, я мечтаю, чтобы селились дворяне, – проговорил Нарышкин, – уж больно здесь хорошо. Речка Ягорба близко, а главное, – он замолчал и как артист взял паузу, – тут есть часовенка с источником. Вода, в источнике такая чистая и прозрачная, а главное очень вкусная. К тому же поднимает дух.
Роща, в которую они сейчас въехали, тянулась до самой речки. Сквозь зеленую листву лип и берез виднелась маленькая каменная часовенка. Несколько нищих в тогах из мешковины сидели на земле у ворот забора, окружавшего храм. У всех у них в ногах лежали старые потрепанные треуголки. Меншиков не сомневался, что когда-то это были воины Петра Великого, но градоначальник, увидев его взгляд, пояснил, вздыхая:
– «Дети» Анны Иоанны, жертвы «Слова и дела»…
Князь замолчал, высунулся из кареты и взмахом руки приказал кучеру остановиться. Тот выполнил сразу же приказ Нарышкина, спрыгнул с облучка и открыл для сиятельного дверь.
– Вы как хотите, а я пройдусь, – проговорил князь, вылезая из кареты.
Легкой кавалерийской походкой Семен Иванович направился к церквушке. Нищие тут же окружили его, и он был вынужден остановиться. Пришлось князю залезть в кошель и достать несколько монет. Со звоном те падали в треуголки, и Сашков заметил, как расплываются в улыбках лица. Нищие начали креститься, и до приятелей долетели их голоса: