Тот же звук прокручивающегося ключа и то же заедание, как и всегда.
Вот только лицо другое.
Вытянутые скулы, легкая двухдневная небритость, рубашка в клетку («я люблю мужчин в рубашках. Особенно в клеточку») и мои шорты, когда-то забытые у нее дома.
– Я ошибся дверью.
За спиной мужчины в клечатой рубашке я все же увидел ту самую бежевую стену и тот самый комод, о который так часто бился спросонья.
– Артем, кто это?
Четвертый Артем. Это уже смешно. Молю, только сына так не назови.
На балконе я понял, что акция «Я все равно тебя жду» больше неактуальна.
– Любимый! Ужин скоро будет готов, – донеслось из кухни вместе с запахом чего-то подгоревшего.
– Я не хочу есть.
На кухне выключился кран, из которого лилась мощная струя воды.
– Я не слышу! Что ты сказал, любимый?
– Я НЕ ХОЧУ ЕСТЬ!
– Не слышу!
– Спасибо, молодой человек, нам очень интересно! – донеслось от какого-то старика снизу.
Я не знал, кому было бы правильнее ответить, и плюнул на это. Разреженный воздух слегка оцарапал свежевыбритую кожу. А. нравилось, когда я был бритым.
Нудный закат был иллюстрацией к моей уже искусственной жизни, в которой удивительно умещались глупые вопросы, холодность взгляда, постоянный отсчет времени от «разбитого термоса и задыхающегося вопля», безумный секс и море пустоты, затягивающей настолько, что все казавшееся кошмарным и губительным год назад теперь обретало какую-то притягательность.
Мы молчали с холодной женщиной не потому, что думали о чем-то великом, а потому что нам действительно нечего было сказать друг другу.
Мы превратились в примитивных существ – осуществляли только простейшие физические действия, никогда не говорили сложносочиненными предложениями, старались быть как можно проще, просто потому что так было легче, а не потому что мы были поклонниками минимализма.
Слева от меня на балконе стояли двое молодых людей. Они курили и рассуждали о чем-то, о чем именно, я не мог расслышать. Оба какие-то пылающие огнем, но будто не пара друг другу, они стояли босиком на балконе с бокалами красного вина. И только безудержно улыбались и перебивали друг друга. Совсем как…
Не вспоминай об А.
Оба открытые навстречу лету и прочему? Касаются небрежно руками, стоят счастливые и свободные, как будто перевернутое зеркало меня и холодной женщины, или как будто я с…