— Меня больше удивляет, что условия
завещания выполняются, — заметил почти все время молчащий Анталь. —
Не поймите меня превратно, лаор Хэри, но ваш род получил эти
владения не в наследство.
— Конфискация! — громко прошептала
Марика и получила от брата шипение в ответ.
— Да, прямая линия наследования
прервалась, — кивнул Джанос. — Но мы уважаем волю первого владельца
Сольгера.
— Возможно, имеет место магическая
печать? — тонко улыбнулся Анталь и, судя по дернувшейся щеке
Джаноса, угадал. Иногда составители завещаний не доверяли доброй
воле потомков, способных найти лазейки в законах и не выполнить
одно из условий, и нанимали магов, которые накладывали на имущество
— как правило, недвижимость — особые заклинания, способные в
немалой степени навредить нарушителям воли усопших.
— Сольгер — место с собственной
удивительной магией, — управляющий явно подбирал слова. — Такие
места — это сокровище Летних земель, беречь которое — великая
честь, и мы всегда с огромнейшим уважением относились и к самому
замку, и к воле Конрада Сзекереса.
— Однако владелец Сольгера не живет
здесь? — с самым что ни на есть дружелюбным выражением лица спросил
Анталь.
— Мой дядя, маркиз Ритерский,
предпочитает службу при дворе.
— В гвардии или при финансовом
корпусе? — заинтересовался Сандор, однако в этот момент они подошли
к очередным дверям, на этот раз закрытым. Возможно, чтобы гости
оценили удивительную резьбу по темному дереву, и Джанос,
откашлявшись, торжественно произнес:
— Сейчас мы с вами окажемся в сердце
Сольгера, самой красивой и торжественной его зале, наполненной
магией и чарующей удивительной работой древних мастеров…
Леа потеряла нить его речи уже на
этой фразе, а мужчина говорил немало. Что ж, пробудить любопытство
ему удалось. Когда гости уже разве что не били копытами, двери,
наконец, открылись.
Зал оказался огромен. Никаких ковров,
гобеленов или картин в нем не обнаружилось, но молодые люди ахнули
от восторга. Причина его — резьба по камню, поднимающаяся от черных
гранитных плит пола до сводчатых потолков, таких высоких, что
приходилось щуриться, чтобы их рассмотреть. В этот раз ни о какой
реалистичности говорить не приходилось. Со стен на зрителей
скалились всевозможные чудовища и химеры, как существующие, так и
придуманные весьма оригинальным воображением мастеров. Создали этот
шедевр явно несколько веков назад, когда подобные мотивы звучали
везде — от книжного оформления до росписи храмов. Грубовато
выполненные, порой до полной невозможности опознать, что за зверь
подразумевался, существа причудливо перемежались со столь же
странными растениями и непонятными знаками. Впечатление еще и
усугублялось тем, что мастера того времени не любили отделать одно
изображение от другого: запросто крылатый лев мог перетечь в цветок
василька, по размерам его даже превосходящий, а какая-нибудь
фантастическая птица оказывалась частью чертополоха. Разглядывать
подобную причудливость хотелось бесконечно, гадая, что имели в виду
создатели и не заключена ли в этом какая-либо магия.