Вот!
Мысль скользнула в правильном направлении, не зря говорят, что дома
и стены помогают. Не так давно квартиру на нашей лестнице
присматривал Николай Михайлович Карамзин, вот только
усовершенствования, сделанные по моим предложениям купцом Мижуевым,
цену съема подняли прилично, и «русскому Стерну»[6] оказалось не по карману[7]. Я с писателем была знакома еще по службе
у Павла Петровича, и встретив его в парадной, завела разговор. А
тот похвастался, что обнаружил в архиве Троице-Сергиевского
монастыря записки некоего тверского купца, жившего лет триста
назад, который по несчастливой оказии был вынужден совершить
путешествие в ту самую Индию, и даже вернулся назад, оставив
подробный дневник. И что в полном объеме сейчас этот исторически
важный документ готовится к публикации в составе Софийской второй
летописи[8]. Конечно, запискам
этим уже три века, если не больше, но ознакомиться бы
стоило.
Мной
овладела жажда деятельности, поэтому я кликнула Таньку, велев
приготовить наряд на выход. День обещался быть жарким, поэтому
служанка не стала доставать жаркое атласное платье, предложив
простецкий хлопок. К концу облачения из моей спальни выплыла Марго,
кажется, не вполне еще трезвая.
–
Барышня, заберите ее, она ж опять грешить возжелает, – прошептала
мне Таня.
Я
посмотрела на Аммосову и отрицательно помотала головой:
– Она
сейчас помереть хочет, а не грешить. Кофе ей дай.
– Лучше
шампанского, – просипела Маргарита.
– Или в
душ и пей кофий! – отрезала я. – К Таньке не приставай, она тебе
платье из моих подберет, в нем и езжай домой.
Марго попыталась шутливо
поклониться, но винный дух возобладал над человеческим, и всем
своим красивым телом она рухнула на пол. Пришлось задержаться и
проводить до уборной, а там еще и помочь с многочисленными шнурами
ее облачения.
– Танька! Спину мне намылишь? –
крикнула Аммосова, за что я шлепнула ее по голому заду и толкнула в
душ.
–
Угомонись, лабута, – проворчала подруге. – Я по надобностям своим
уехала, ты возвращайся в разум давай.
– Еще так
сделай! – потребовала Маргарита.
Подумала и сильно приложилась
ладонью по второй ягодице. На душе даже легче стало. От поцелуя
увернулась, и не по злому к подруге отношению, а только оттого, что
пованивало от нее сомнительно.
[1] Гимен –
девственная плева.