Скучный, привычный, но свой, как ни крути. Но рано или поздно –
финита ля комедия. Приплыли, называется.
– Ты всё сказала, Ангѐлика? – терпеливый мягкий голос, словно я
больная, а он меня жалеет. Не надо меня жалеть!
– Нет, не всё! – пылаю я всеми частями тела. Меня так и тянет на
подвиги. – Я Анжелика – запомни наконец-то. Можно Лика, потерплю
даже Анжелу, но твоя непонятная АнгЕлика – неизвестный науке
зверь.
– Я не хотел огорчать тебя, дорогая, – снова этот бархатный
всепрощающий тенор. Терпеливый и правильный до зубовного
скрежета.
– А я и не огорчилась! – скалюсь в улыбке, словно акула. У меня
сейчас триста зубов – острых, как иглы. И напоследок я хочу крови.
– Запомни этот день, Рубин! Запиши число и месяц!
– Зачем? – продолжает занудствовать мой почти бывший муж.
– Ты Жюль Верна читал? – бью прицельно со всех орудий в самое
слабое место: Михаил читать не любит, а художественная литература
для него – адская мука, испанский сапожок и прокрустово ложе
одновременно.
– М-н-н-н… – мычит он, пытаясь скрыть собственное
невежество.
– У него есть замечательная книга – «Вокруг света за 80
дней».
Миша смотрит на меня, как на чокнутую, но мне всё равно, что он
думает и в чём меня подозревает. Я должна договорить, выплеснуть,
поставить его на место, в конце концов.
– Так вот, сделай зарубку себе на мозг, кровать или в блокнот:
ровно за восемьдесят дней я с тобой разведусь, найду прекрасного
мужа, выйду замуж и забеременею! Да!
Не знаю, почему именно это взбрело мне в голову. Особенно
последнее. Я ведь знаю – у меня приговор в сумочке лежит.
Миша попятился. Затем выскочил из комнаты. Примчался назад со
стаканом воды. В ноздри ударил запах какой-то гадости. Корвалол,
валидол… успокоительное – не важно.
– Выпей, Анге… Лика, пожалуйста.
Я беру стакан из его рук, катаю в ладонях, а затем поднимаюсь из
кресла, в котором сидела всё это время, встаю на цыпочки и
медленно, очень медленно, струйкой, выливаю содержимое Мише на
голову.
Наконец-то я впервые увидела в его глазах ярость. Прорвалось
наконец-то. Я смогла его достать до печени и всех остальных
органов.
Он вырвал стакан у меня из рук. Тряс им, как сумасшедший. Я
думала – ударит. Но Миша сумел совладать с низменными порывами. Он
швырнул стакан в пол с такой силой, что, не будь ковра с густым
ворсом, от него только мелкие осколки остались бы. А так сосуд
выжил. Посуда бьётся к счастью. А у нас как раз наоборот.