Ненавижу – хочется мне сказать. Но прошедшая ночь стёрла это
дрянное чувство. На его смену пришла апатия. Всё-таки я получил то,
что хотел. А теперь пришло время разбить её мечты и надежды, также
как она изничтожила мои.
Поднимаюсь с дивана, потягиваюсь, мышцы ноют. Боже, как она на
этом спит? Тут же сплошные комки под обивкой. Прощай
здоровая спина, как говорится. Впрочем, её здоровье меня тоже не
должно волновать.
В ванне я быстро залезаю в душ, в полдень он мне ледяным уже не
кажется. Натягиваю брошенную одежду и иду на кухню за водой. На
полу остатки нашего позднего ужина. Это я смахнул их сюда, когда
усадил стерву на стол и трахнул без предварительной подготовки,
потом, правда, унёс в спальню, но начали мы здесь.
Дрянь взяла упаковку, чтобы выкинуть, встала и отвернулась. Я
схватил её за руку и развернул обратно. Усадил на стол, где она
резво раздвинула ножки и приняла в себя.
Много раз мы так заканчивали наши ужины, да и завтраки. Много
раз где-то там, в прошлой жизни.
Наклоняюсь, чтобы подобрать коробки из доставки и бросить в
ведро.
В этой квартире всё просто, но аккуратно. Надо признать, дрянь
умеет создавать уют из подручных средств. Чисто и скромно, и я даже
не ожидал от Одинцовой такой самостоятельности в отсутствии
домработницы и повара. Хотя готовить она всегда умела.
Долго стою у окна, смотря на ветки старой липы, за которыми ни
черта не видно, размышляя, как поступить.
Эти её «а помнишь» просто довели меня, я ведь реально начал
вспоминать.
Четырнадцатилетнюю пигалицу, которая весь вечер пялилась в
смартфон и ковыряла вилкой в тарелке. Мне тогда только исполнилось
восемнадцать и семейные ужины меня совсем не интересовали. Я,
конечно, был вежлив с гостями семьи, но о чём мне было говорить с
малолеткой? Она была похожа на страусёнка на длинных ножках, худая
до рези в глазах, улыбалась широко, демонстрируя скобки на зубах, и
краснела под взглядом собственных родителей, ища одобрения в каждом
своём действии. Других отпрысков у Одинцовых не было, и всю свою
энергию они направили на воспитание единственной дочери.
Однако эта самая малолетка через два года покорила моё сердце.
Изменилась, расцвела, наполнилась женственностью, да и мозгов
прибавилось, что уж там скрывать, у нас обоих. Я сам от себя
обалдел, и от неё тоже. До её совершеннолетия гулял с ней за ручку,
позабыл об остальных бабах и чувствовал себя самым счастливым на
этой грёбанной планете. Мне никто не был нужен, только она. Мы
строили планы на будущее, она поддерживала меня, когда свалил из
универа и перевёлся в военное училище. Поддерживала, когда вся
семья была против. Я думал, мы вместе навсегда, потому что знал,
чего хочу, знал, что сделаю её счастливой, а она меня.