- Будешь жить здесь со мной, а я буду тебя трахать, - в его голосе лёд, запускающий цепочку кадров из мучащего меня совсем недавно сна.
Когда-то я мечтала услышать от него эти слова, но его безразличие и жестокость привели к тому, что теперь мне страшно от них. Да. Я продолжаю болеть им, но не желаю испытать уродливую близость с ним. Дамир перестал быть мужчиной моей мечты, когда превратился в неуравновешенное животное.
- А если я не хочу, чтобы ты меня тра…?
При нём я не могу выговорить это слово, и вряд ли когда-нибудь смогу. Под его сканерами большинство слов застревает в горле, делая из меня глупую рыбу с бесполезно шевелящимися губами.
- Не важно, чего хочешь ты, Вероника. В этом доме всё происходит по моему желанию.
Он злится, сжимает ложку до побеления костяшек, пригвоздив взглядом к изголовью, как бабочку, жалко трепыхающую крыльями. Ощущаю себя этой самой бабочкой, и каждое слово булавкой проходит сквозь тело, доставляя страх, перемешанный с болью.
- Будешь насиловать меня, Мир? – шепчу, не веря, что это происходит со мной на самом деле.
Это же на его плечах я каталась, как на лошадке, в пять лет. Это же от него я получила самую красивую куклу в семь. Это же он мазал зелёнкой мои разбитые коленки и заботливо дул на них в девять, когда я упала с велосипеда. Что случилось с тем нежным мужчиной? Кто украл моего Мира?
Дамир резко вскакивает и впечатывает тарелку в стену. Брызги, осколки, ошмётки еды разлетаются по светлому ковру и оставляют жирное пятно, стекающее уродливыми полосами вниз. Он пересекает комнату, открывает дверь, с хлопком возвращает её на место и поворачивается ко мне. Лицо перекошено от гнева, раздаётся хруст от сжатых кулаков. Не могу оторвать глаз, замерев, глядя, как мартышка на голодного удава.
- У тебя две недели смириться с реальностью, Вероника! Делать глупости не советую. Весь дом оснащён камерами.
Он снова открывает дверь и вылетает в коридор, а металлический щелчок замка в очередной раз подтверждает, что я здесь никто, просто валюта, обмененная на безопасность Макса. Поворачиваюсь на бок, поджимаю коленки к груди и зарываюсь лицом в одеяло. Вчера я оплакивала смерть родителей, а сегодня свою жизнь, в какой-то момент ставшую похожей на ад.
Не знаю, сколько пролежала, заливаясь слезами, но потребность организма заставляет встать и отправиться на поиски ванной комнаты. За первой дверью нахожу гардеробную, забитую мужской одеждой, за второй - то, что искала, облегчённо вздохнув, что не пришлось справлять нужду в цветочный горшок. Сменную одежду для себя не нахожу, поэтому наглею и беру махровый халат, принадлежащий, скорее всего, хозяину моей тюрьмы.