— Похоже, что парня убивали долго и мучительно, — задумчиво
пробормотал Горохов, обгрызая кончик авторучки. — Скорее всего,
пытали… Но зачем? По предварительным данным, ничего, кроме
бриллиантовой подвески, не похищено. А тут ещё осталось столько
всего. Значит, это не ограбление.
— Или убийца шел именно за подвеской, — предположил Катков,
оторвавшись от обработки журнального столика дактилоскопической
кисточкой.
В этот момент он был похож одновременно на маляра и на
трубочиста, так как умудрился перемазать черным порошком лицо и
руки. Но не обращал на это никакого внимания, ушел с головой в
работу – в буквальном смысле этого слова.
— Возможно, что так, — кивнул Горохов. — Что там у тебя,
Алексей, есть пальчики?
— Полно, Никита Егорович, только вопрос — чьи они… Труп я
откатаю, проверю. Отсею лишние. Но тут есть несколько следов,
оставленных явно женскими пальцами. Отпечатки четкие. Папиллярные
линии аккуратные, тонкие, кожа явно без мозолей. Руки не видели
физической работы. Похоже, что к нашему убитому в гости захаживала
аристократка.
Дьявол! – ругнулся я про себя. Надеюсь, это отпечатки не Галины.
Иначе нам явно не поздоровится. Хотя даже если и ее. В базе пальцев
дочки Брежневой сто процентов нет – и вряд ли кто-то позволит нам
ее вызвать на допрос, да к тому же дактилоскопировать. Принцесса
сейчас неприкасаема. Наслаждается кутежом, любовниками и дорогими
бриллиантами. Жизнь в Голливудском стиле. Но она еще не знает, что
после смерти отца все в одночасье рухнет. А жизнь она закончит,
страдая от алкоголизма в девяностых – нищей в психиатрической
больнице.
Я пошарился по комнатам. Осмотрелся. Номер аккуратный,
ухоженный, окна выходят на Васильевский спуск, с видом на Красную
площадь и собор. Но обстановка как в дешевом мотеле, хотя тут как
посмотреть – на сегодняшний день для непритязательного советского
гражданина трёхзвёздочная гостиница может показаться очень даже
шикарной. Все-таки в номерах «России» по-домашнему уютно.
— Андрей Григорьевич! — позвал меня Горохов, увидев, что я брожу
с озадаченным выражением на лице. — Что, есть мысли?
— Много странностей, — ответил я, не переставая мерить комнаты
шагами. — Порядок не нарушен. Даже постельное не сбито. Если его
пытали, хоть что-то должно об этом говорить. Например, разбитая
кружка. Перевернутый стул, на худой конец. Следов борьбы нет
совсем. Как театральная постановка, где экономят время и деньги на
реквизите.