Катков и Погодин одновременно развели руками.
– Вся Москва знает, а вы – нет… – усмехнулся бородач.
– И кто же он? – нахмурился Горохов.
– Простите, товарищи дорогие, но об этом не принято говорить
вслух – органы соответствующие бдят. – Коридорный кивнул на людей в
штатском. – А мне еще внуков растить, на родителей надежды нет,
ведь трудятся они не в гостинице, а на заводе. Ладно, прощевайте,
пойду я. И так уже лишнего наговорил.
Нам навстречу шагнул пузатый прокурор, на черных петлицах по две
огромные звезды – по-нашему аж целый генерал-лейтенант
получается.
Судя по вальяжности и некоторой надменности, навсегда застывшей
на пухлом лице, чувствовал он себя среди высоких чинов явно, как
рыба в воде. А то и как щука среди окуней. Явно был из генеральной
прокуратуры. Черт… Кем же на самом деле был этот покойный
цыган?
– Никита, – генерал позволил Горохову пожать себе руку, на
остальных только бросил мимолетный взгляд, задержав его чуть
подольше лишь на Свете, что смотрелась среди мужиков жемчужинкой. –
Дело решили поручить твоей группе.
Горохов, явно недовольный, что его так по-панибратски назвали в
присутствии подчиненных, коллег и прочих горничных, с язвинкой в
голосе спросил:
– К чему нам такая честь, Павел Алексеевич? Я так понимаю,
потерпевший был артистом местного пошиба? Есть районная
прокуратура. Городская, в конце концов.
– Не ерепенься, Егорыч, – понизив голос проговорил генерал. –
Сам знаешь, кем был убитый… Сверху результатов ждут уже
сегодня.
– Черт побери! – всплеснул руками Горохов. – Вы меня, конечно,
извините, Павел Алексеевич, но о потерпевшем мне лишь известно, что
он был солистом Большого театра. Скажите, наконец, что он за птица
такая важная…
– Об это вслух не говорят, – назидательно улыбнулся «генерал». –
Но сам понимаешь, все, что касается ЦК – по раскрытию на первом
месте. Подключайся оперативно. В номере сотрудники из МУРа, введут
тебя в курс дела.
Мы вошли внутрь просторного двухкомнатного номера, потеснив
высокие чины. На кровати лежал абсолютно голый молодой мужчина.
Распластался, неуклюже раскинув руки. Из раны на груди в районе
сердца застывший красный ручеек вёл к целой луже, что пропитала
постель. На животе под пупком поперечный разрез, тоже залитый
кровью.
Света поморщилась и отвернулась. Погодин тоже скривился, но
взгляда не отвел. И лишь криминалист Катков, словно легавая на
охоте, сделал стойку. С интересом оглядывая обстановку и труп хоть
и мёртвого, но довольно симпатичного и запоминающегося цыгана,
возле которого копошились сразу два судмедэксперта в перчатках и
какой-то сторонний криминалист с «Зенитом».