Багратов неожиданно спускает простынь по моим плечам. Я успеваю подхватить её на уровне груди и напрягаюсь. Мужчина отстраняется, говоря с лёгким раздражением в голосе:
— Я буду близко, Эрика. Очень близко. И тебе придётся не только к этому привыкнуть. Тебе придётся вести себя так, словно ты хочешь этого.
Парфюм Багратова хорошо слышится на расстоянии. Но ещё больше я чувствую флёр опасности, исходящий от него. Я не решаюсь задержать надолго свой взгляд на этом мужчине. Лишь с тревогой думаю, смогу ли я выдержать целый год под постоянным давлением с его стороны?
Багратов покидает палату. Только палату. Ведь его присутствие до сих пор ощущается мной. Мужчина словно отравил весь воздух тяжеловатым ароматом своего парфюма с нотками кофе и табака. Он оставил печать своего присутствия не только в воздухе, но, кажется, и на мне. На коже и на волосах остаются следы его пальцев. По коже бегут мурашки от воспоминаний, как Багратов касался меня — властно, решительно, словно имел право делать это.
Я не хочу выходить замуж… Я не готова к браку, тем более на таких сомнительных условиях. Хмуро смотрю на дверь, словно оттуда в любой момент появится причина моего дурного настроения и благодушно отменит нашу сделку.
Сделка, Эрика. Союз с Багратовым — это не союз двух любящих сердец, а всего лишь сделка с огромным ценником. Сколько он мне пообещал? Один год — один миллион долларов.
Все сопровождающие расходы он берёт на себя, в том числе, заботы по уничтожению тех, кто жаждет добраться до меня. Кажется, Багратов сформулировал немного иначе — ликвидация проблемы, покровительство… Но теперь я не уверена, что речь идёт лишь о защите. Он хладнокровно пристрелил того, кто похитил меня. И сделает это ещё не раз, если потребуется. Я понимаю это так же хорошо, как понимаю, кто я такая.
Эрика Соломонова, двадцать пять лет, по уши в проблемах. Больше и добавить нечего. Краткое и малоинформативное досье с примечанием мелким шрифтом: в прошлом имелся проблемный брат-близнец.
Мне до сих пор не хочется верить, что Эдмунд, мой Эд, был на такое способен. Я же знала его иным — милым растяпой, неприспособленным к жизни, мечтателем… Неужели он всё это время притворялся?
Я вспоминаю всю нашу жизнь. Мы надолго расставались лишь однажды, после окончания университета. Тогда Эд решил податься на вольную жизнь. Он отсутствовал полгода и вернулся. Эти полгода были самыми тяжёлыми для меня. Ведь я привыкла к его постоянному присутствию. Эд вернулся не только в город. Он вернулся к прежней работе — много рисовал, делал портреты, зарабатывал понемногу.