Ну, кто, скажите, из настоящих коллекционеров откажется купить совершенно ему ненужную вещь по цене в десять с лишним раз меньше, чем она может стоить? Я ведь и колокольчики свои ни разу в антикварных магазинах не покупал не потому, что себе позволить не мог, а потому, что главное удовольствие состоит в том, что ценную, очевидно ценную, нет, всем очевидно ценную, черт, нет, всем специалистам очевидно ценную вещь приобрести совершенно задаром. А тут еще как-никак колокольчик нарисован. Вот я и купил. Дождался конца его байки, сунул двести рублей, не торгуясь (что неправильно), взял книжку и пошел. А чтобы перед собой оправдаться, на обратном пути приобрел, не глядя, бубенчик третий номер и небольшой, миллиметров 40 в диаметре колокольчик гречушной формы с литым ушком и похоже собственным языком, что редкость.
(Поэтому, собственно и взял. В моей коллекции, дай Бог, десять процентов старинных колокольчиков с собственными языками.)
С тем и ушел.
Если разведенный холостяк, и к тому же полный сирота сорока четырех лет виновато осознает, что он опаздывает к себе домой, то у него либо высокая температура с явно выраженным бредом, либо фантомные боли семейной жизни (Кстати, да. У меня постоянное фантомное ощущение обручального кольца, ампутированного семь лет назад). Есть, правда, третий вариант: друг детства обещал привести три бутылки сакэ Choya, купленных сдуру в Рамсторе, в Химках, по дороге из Шереметьева в Домодедово, и час уже томится под дверью, пиная ее ногами и тихо матерясь. Впрочем, внутренним взором я видел, что томится он скорее в своей машине под звуки Hoochie Coochie Man и клинское пиво, пристрастие к которому – единственная доступная Полу форма патриотизма.
В общем, так оно и было. У подъезда стояла разбитая восьмерка, в ней сидел Пол. Машину эту он не меняет уже пять лет, называет ее в добром расположении духа Буренка, в похмельном – Корова. Мелодия была Back Door Man. Пиво, видимо, в ожидании сакэ – «Самурай».
(Пол. Родители почему-то думали, что звать его будут Афанасий Полушкин. Но имя и фамилия не совпадали с ним ни в какой период жизни. В семье его звали Афой. Мы дразнили его Ухом и Обезьяной. Это второе прозвище закрепилось ко второму классу, потому что он был маленького роста, а все тело покрывал черный пушок. Позже выяснилось, что и борода с усами у него растут на все лицо чрезвычайно густыми и черными.