– Так, удобно?
Мизгирёв кивнул и сунул руку в карман пиджака, извлёк трубку из чёрного дерева и небольшой металлический коробок. Исайчев успел сделать уже несколько затяжек, а Владислав Иванович всё ещё медленно разминал пальцами табак. В воздухе кабинета появились нотки запаха ореховой скорлупы.
– Мне хочется помочь, – заговорил Мизгирёв, – вам придётся расспросить много людей, пока составите представление о Соне. Сколько людей выскажутся, столько разных образов получите. Она, как морская волна, всегда казалась новой… Вы вчера смотрели на её портрет и, вероятно, пытались что-то понять о ней живой. Пустая трата времени! Портрет ничего не отражает. Вернее, отражает только её облик, но не суть. На картине Соня – Снегурочка…
– А в жизни Купава? – не удержался от вопроса Исайчев.
– Купава? – Мизгирёв задумался, приминая в трубке табак и слегка постукивая по табачной камере. – Нет! Она больше Алекто.
– Кто? – удивился Михаил. – Простите моё невежество, но я не знаю кто такая Алекто.
– Ну, что вы, – смутился Мизгирёв, – знать всё невозможно… Я увлекаюсь греческой мифологией в ней есть три сестры, три богини мщения – Алекто – непрощающая, Мегера – завистница и Тисифона – мстящая за убийство. Так вот Соня – Алекто. Она никому ничего не прощала. Всегда последний удар за ней. Петр трудно жил. – Владислав Иванович большими пальцами принялся трамбовать табак от краёв чаши к центру. – Соня жаждала подчинения от всех.
– И от вас? – не удержался Исайчев
– От меня нет! Моя особа оказалась ей не по зубам. Я абсолютно самостоятельная единица. Однажды Софья упустила возможность поставить меня в зависимость от себя, – Мизгирёв пососал мундштук трубки, проверяя тягу. Михаил понял – ритуал подготовки к курению завершён. Владислав Иванович поднёс зажжённую спичку к чаше, удерживая огонь над поверхностью табака, начал водить его по кругу, делая короткие и лёгкие попыхивания. – Я живу с их семьёй, но в своей четверти дома. Выкупил её у них.
– Выкупили? За деньги? – Михаил изумлённо взглянул на собеседника.
– Петр после смерти моей жены, его матери, пригласил к себе. Хвалынь хороший городок, нам с Тасей в нём было уютно. Она ушла и стало плохо. Я принял приглашение с условием, что любая четвертина в их доме моя, кроме их спален, конечно. – Владислав Иванович медленно посасывал трубку и также медленно будто вспоминая, продолжил говорить. – Продал дом, хозяйство, сложил всё с прошлыми накоплениями, а их было немало, и всю сумму отдал невестке. Она думала недолго, согласилась. Деньги вложила в свой бензиновый бизнес. Пётр не возражал…