– Держи, Вальтер. Это тысячелистник.
Музыканту очень нравились ее прикосновения. Травница брала его за руку уверенно, но мягко. Иногда клала руку ему на плечо и подводила к нужному растению. С тех пор как Вальтер ослеп, к нему вообще не прикасались женские руки, и бродячий артист совершено не ожидал, что это будет настолько приятно. Аж мурашки по коже!
Музыкант провел пальцами по мелким листочкам, с оборотной стороны чуть более шершавым, чем с лицевой.
– Этот я помню! – воскликнул он. – Тысячелистником лечат, когда животом захворал.
– От трактирных хворей батогом поперек спины лечат! – с нескрываемым ехидством сообщила травница, а потом добавила уже всерьез: – Цветами тысячелистника боль в желудке снимают, а листьями кровь останавливают.
Она стояла совсем рядом, и Вальтер отчетливо слышал ее запах. Пахло дымом очага и козьим молоком, старой, но чистой одеждой, женским потом, острым, пряным, но не таким тяжелым, как мужской. Едва уловимо пахло мылом и очень сильно – травами. Удивительный аромат женщины плыл над полями, то смешиваясь в невообразимые многозвучия, то разделяясь на отдельные ноты, и переливался всеми цветами, о которых Вальтер только помнил. Музыкант никогда с подобным не сталкивался; это было настоящее волшебство.
– Госпожа Эльза, я тоже кое-что слышал о свойствах трав, – произнес он только для того, чтобы она еще немного постояла рядом с ним. – Дягиль помогает от распутства, а укроп – от дьявола.
– В жизни не видела, чтоб дьяволом болели, – с усмешкой сообщила травница и сразу отошла в сторону, к огромному разочарованию музыканта. Он принялся отыскивать в траве характерные листья, но не слишком спешил. Все равно после него травы самой Эльзе перебирать.
– Не называй меня госпожой, Вальтер, – внезапно сказала она. – Мы ведь…
– Мама, мама, я правильно сорвал? – подбежал, шурша травой, Томас.
– Конечно, милый! – произнесла Эльза, и в ее голосе было столько тепла и ласки, что мальчик наверняка просиял. – Только мы это в другой пучок положим!
* * *
Музыкант сидел на стуле с запрокинутой назад головой, боясь даже шелохнуться. Острое лезвие, неприятно щекотавшее подрагивающий кадык, упиралось ему в горло.
– Еще чуть-чуть, и станешь на человека похож! – подбодрила Эльза, орудовавшая бритвой, как заправский цирюльник. Вообще, Вальтер в руки к цирюльнику раньше не попадал, но думал, что разница невелика. Слепому бродяге всегда было не до внешности, а поросль на подбородке и щеках ему и вовсе не вредила, но Эльза почему-то думала иначе. Сначала волосы немного подровняла, а теперь, намылив ему щеки, уверенными движениями очищала подбородок и щеки от мужской поросли.