Поселение в Этоко отец впоследствии считал своей «непростительной» глупостью, затмением разума. Невзирая на обилие солнечных дней того года, в памяти они и впрямь сплошь тёмные. И может быть поэтому, никто из нас не проявил желание вновь побывать в Этоко, хотя бы бегло взглянуть, что теперь там и как.
Художником я не стал. Зато год учёбы в той школе оставил в памяти Вани много слов из кабардинского языка, и отчасти он понимает их речь.
В городской школе проверив знания Алёши за пройденный курс первоклассника, его снова отправили в первый класс. И на его судьбе это сказалось удачно – в будущем Алёша окончил государственный университет.
Восьмой класс в той школе для Андрея оказался последним в его общем образовании. В другое учебное заведение он в дальнейшем не поступил. А много лет спустя, когда в личной жизни брата всё было изъезжено вдоль и поперёк, – разводы, суды, алименты, – он вспомнил как-то Айану:
– Искренне и чисто она относилась ко мне, – сказал он. – Истинно любила…
1
Эту историю мне рассказал давний знакомый Лев Кириллов на сентябрьском пляже Черноморского побережья, неподалёку от Геленджика. Лет пять назад мы работали в одном подразделении крупного треста и в тот период у нас были доверительные, можно сказать приятельские отношения. Когда я перешёл на другую работу, наше общение прекратилось, а Лев остался в памяти волевым и успешным руководителем, твёрдо ступающим вверх по ступеням карьерной лестницы.
На курорте мы встретились случайно, и теперь я увидел его заметно поседевшим, постаревшим. Вспоминая былое, мы, как и прежде много говорили, смеялись, однако в его глазах то и дело мелькали беспокойство, неуверенность в себе, какая-то странная подавленность.
Часто он неожиданно обрывал нашу беседу и, замерев на полуслове, подолгу вглядывался в морскую даль. Было заметно, что недавние годы были для него не столь удачливы, чем уже отдалившийся период нашей совместной работы.
Отдыхал Лев с женой, высокой и статной дамой Еленой, лет около сорока. Пока мы общались, Елена дремала на шезлонге в трех-четырех метрах от нас, изредка поднимая голову и пропуская между пальцев пряди темных волос, щурилась лучам осеннего солнца. Иногда она вставала с шезлонга, величаво шла к морю и подолгу там плавала, по-собачьи подгребая под себя невысокую волну. Выходя из воды, она ладонями выжимала из волос влагу и окинув нас взглядом темных карих глаз, в котором секундная осторожность сменялась едва заметной улыбкой, шла к своему шезлонгу. Это была красивая женщина.