Но даже и эти жесткие – жесточайшие! – меры не спасали ситуацию. В начале 1921 года один из руководителей Госиздата писал в явно апокалипсическом настроении: «…положение с бумагой – небывало ужасно, – на всю РСФСР 8000 стоп, или 10 000 пудов на февраль и март, т. е. на два месяца».[98] (Если учесть, что в то время количество листов в стопе в России не регламентировалось жестко – от 480 до 500, – то легко подсчитать общее количество типографских листов: около четырех миллионов.) Дело дошло до того, что 15 февраля 1921 года Совет Народных Комиссаров поручает Президиуму ВСНХ сократить число полиграфических предприятий, с тем чтобы собрать в оставшиеся квалифицированные кадры и лучшие технические средства.
Вся мощь этой государственной литературно-книжно-издательской монополии была направлена на упорядочение, как его понимали «грубые, упрощенные коммунисты», а по существу – на ликвидацию частных издательств. Не случайно тот же И. Степанов признавался: «Нелегко наладить Государственное издательство. Так нелегко и так много приходится здесь преодолевать посторонних обстоятельств более или менее отталкивающего свойства, что по временам хотелось бы бросить все дело и попросить, чтобы на него отыскали более гибких людей, которые пообещают сочетать социалистическое строительство с сохранением капиталистических отношений».[99]
Заметим, что И. Степанов в цитируемом отрывке вступает в явную полемику с решениями только еще готовящегося Х съезда РКП(б) в 1921 году, провозгласившего «переход от железного, сурового и прямолинейного “военного коммунизма” к гибкой, эластичной и маневренной “новой экономической политике”». В крике души И. Степанова – выплеснувшаяся на публику борьба внутри руководства ВКП(б) того периода.
Как бы там ни было, нэп (новая экономическая политика) быстро добрался и до книгоиздательской сферы. Этому очень поспособствовал декрет СНК РСФСР о платности изданий. Декрет этот оказал огромное влияние на все книгоиздательское дело в стране, заставив издательские и полиграфические предприятия в Советской России перейти на хозрасчетные отношения. ГИЗ получает возможность прекратить выпуск ведомственной литературы и в ускоренном темпе начинает развивать собственную издательскую деятельность.
Но борьба с книжной рыночной стихией вообще, и с частными издательскими фирмами в частности, до тех пор, пока она, рыночная стихия (нэп), допускалась хотя бы в принципе политическим руководством страны, дело неблагодарное. Даже в экономическом плане. «Частники», например, могли выплачивать гонорары своим авторам значительно более высокие, чем Госиздат. Этого тов. И. Степанов стерпеть уже не мог: «…это указание, не новое для меня, является дополнительным доводом в пользу быстрейшего сокращения частных издательств. Некоторые из них повышают существующие ставки <авторских гонораров> в полтора, два, даже три раза и, насколько можно раскрыть эту сторону дела, ни одно не “унижается” до установленных ставок. ‹…› В издательском деле мы терпим постыдное положение; мы допускаем премии как раз для тех, кто поворачивается к нам спиной, кто стал на почву очень дешевой оппозиции: я не унижусь до работы с вами, но я буду получать чрезвычайные гонорары из