– Счастье твоё, что кожа не прорвалась, – сказал он, покачивая головой.
Хадижат, верная помощница костоправа, проворно готовила месиво из муки и меда. Тут же в медном тазу над пылающим очагом она расплавила кусок воска и поднесла таз мужу.
Пирбудаг стал осторожно смазывать воском руку между плечевым и локтевым суставами. Когда остывающий воск превратился в мягкую муфту, Пирбудаг обернул слоем теста с мёдом место перелома. Вместо повязки поверх теста наложил кусок невыделанной кожи, которую туго обвязал веревкой.
– Ну вот, и слава Аллаху, – облегчённо вздохнул старик, принимаясь за мытьё рук.
Шамиль сидел спиной к стене, прикрыв глаза. Рядом опустился Магомед. Меседу суетилась в комнате, помогая старушке. Вымыв руки, дед тоже присел, спросил у Шамиля:
– Как же это ты не удержался в седле? – Старый костоправ не мог предположить иное. Почти все переломы, с которыми ему приходилось иметь дело, были следствием падения с коней, разгорячённых в бою или во время состязаний.
Шамиль промолчал. Тогда хозяин, оставив внука в покое, вновь обратился к гостю:
– Что слышно в Кюринском вилаете? Народ примирился со ставленниками царя?
Не успел Магомед ответить, как с улицы донеслись крики.
Хадижат с Меседу вышли из комнаты.
– Что за крик? – встревожился Пирбудаг, поднимаясь с ковра. Он хотел было выйти из сакли, но дверь распахнулась, и он увидел свою дочь Баху с распущенными волосами. Конец её платка волочился по земле, в глазах застыл испуг. Через плечо отца Баху увидела Шамиля и сразу сникла, опустившись у порога.
– О владыка, я думала, с ним случилось страшное, – прошептала она.
Шамиль поднялся, подошёл к ней.
– Ну что ты, мама?
Баху подняла на сына глаза.
– Не дай Аллах мне пережить тебя! – воскликнула она.
У дверей толпились женщины-родственницы. Сестрёнка Патимат, впорхнув в саклю, кинулась к брату. Оглядев его с ног до головы, она остановила взгляд на перевязанной руке. Комната наполнялась близкими, прибежавшие из аула женщины постепенно удалились, оставив одних мужчин, которые повели с Магомедом и Пирбудагом отвлечённый разговор.
Хадижат продолжала готовить ужин. Баху с дочерью тоже вернулись в аул.
Доного, раскинув руки, спал на овчинном тулупе, издавая богатырский храп. Баху, вбежав в саклю, со злостью толкнула его ногой в бок. Не открывая глаз, он перевернулся вниз лицом и продолжал храпеть. В комнате было темно. Женщина зажгла лампу и вновь, подойдя к мужу, поддала ему в бедро острым носком башмака, но уже более чувствительно. Доного встрепенулся, сел и, часто моргая покрасневшими глазами, стал озираться.