Николай вслух об этом не сказал, но микадо итак все понял по выражению на лице цесаревича. Тот ведь знал, что японцы своего подданного в чужие руки не отдадут ни за что. Это правильно. Николай тоже не отдал бы в чужие руки кого-то из своих провинившихся соотечественников. Да и перед микадо тот самурай вовсе не провинился, а напротив.
– Жаль, что лейб-казаки не придушили этого Цуда Сандзо там же на улице, – все ворчал князь Барятинский, которому уже доложили имя преступника. – Нет человека – нет проблемы. Да и получил бы по заслугам.
По японским законам смертной казнью каралось только убийство. Вот удайся самураю зарубить российского цесаревича, тогда его ждала бы виселица. Но поскольку покушение не удалось, то приговорить преступника могли лишь к пожизненной каторге. Русский посол в Токио намекал японским властям, что надо сделать исключение и казнить преступника, но японский суд следовал букве закона и никаких исключений не сделал.
Николай полагал, что Цудо Сандзо на каторге проведет совсем недолго. Его отпустят, а за него и под его именем – срок будет отбывать другой человек. Японцы не могли открыто помиловать человека, едва не убившего наследника русского престола.
Император Александр III, узнав о таком мягком приговоре, все возмущался, обещал японцев в бараний рог скрутить или, на худой конец, пригласить в гости команду тех несусветных толстяков, которые участвуют в традиционной японской борьбе, чтобы на арене какого-нибудь цирка российские борцы пересчитали им кости, если, конечно, найдут их под складками жира.
– Возмутительно! – гневался Александр III.
– Ты будешь у носа японского посла рубль серебряный гнуть? – спрашивал у отца Николай.
– Нет, много чести. Под зад ногой ему дам, так, чтобы он в Токио свое долетел.
– Перестань, – успокаивал его Николай. – Мы поступили бы так же. Того, кто покушался на наших врагов, надо не казнить, а делать из него героя.
Он едва в обморок не упал, когда его нога коснулась родной земли. Это было во Владивостоке, куда его привез из Японии крейсер «Память Азова». Перед глазами все поплыло, ноги стали ватными и начали подкашиваться, и не успей ухватить его под руку князь Барятинский, Николай наверняка рухнул бы на пристань, как подкошенный. Люди, собравшиеся на пристани, подумали бы еще, что наследник пьян.