Когда я в следующий раз проходила через прихожую, письмо исчезло.
Ни мама, ни отец о нем не заговаривали, и я полагала, что тем дело и кончилось. Ан нет. Три дня спустя явилось еще одно письмо: тот же перечеркнутый адрес, той же мисс Люси Дэвис. Я видела письмо мельком на этот раз (отец поднял его первым) и, помнится, испытала облегчение, поскольку это означало, что мне не придется ничего выяснять, даром что я понятия не имела, что было выяснять. Целая неделя прошла, прежде чем пришло следующее. На этот раз я находилась дома одна: мама была на учебном плацу, отец где-то в городе.
Я знала, что его долго не будет – полно времени, чтобы отпарить и вскрыть письмо, если мне того хочется. Я знала: нельзя. Не только оттого, что это письмо не было моим, чтоб его вскрывать, но и оттого, как подействовало на меня чтение первого. Только не было сил противиться. Получалось почти так, будто целая история разворачивалась, история, куда я уже успела войти, вскрыв первое письмо, и теперь у меня не было иного выбора, как увидеть, чем она продолжилась.
Этот (третий) конверт выглядел толще, будто внутри деньги лежали. На деле лежали фотографии, две, и на каждой изображалась девочка лет пяти, одетая в джинсовый комбинезон и желтую футболку.
К фотографиям имелась записка, где значилось: «Сара скучает по тебе». И только. Никакой «дорогой Люси», ничего.
Я почувствовала, как накатило то же колющее беспокойство, ощутила до того сильный страх, что некоторое время думала, уж не заболела ли. Позже я убедила себя, что почувствовала вину, прежде всего вину – оттого, что конверт вскрыла. В этом была часть правды, однако никак не вся правда. Я засунула фото и записку обратно в конверт, едва не порвав его при этом. Взглянуть на них еще раз представлялось невозможным: будто копаться в ящике с нижним бельем отца. Я расправила клапан, потом аккуратно приклеила его, как делала это раньше.
Когда отец вернулся из города, я не преминула показать ему письмо.
– Оно пришло, пока тебя не было, – сказала я.
Отец притих на минутку, поднял письмо с коврика, потом перевернул, взглянув на оборот.
– Не понимаю, почему они приходят и приходят, – сказал он.
– Полагаю, у кого-то неверный адрес.
Отец взял письмо с собой на службу. Больше я письма не видела, и, насколько мне известно, больше их не было. Прошла неделя, затем две, затем я перестала думать об этом.