Когда я была маленькой (до того как прознала про так называемые факты жизни), мне говорили, что для того, чтобы появился ребенок, два человека должны очень сильно полюбить друг друга и пожениться. Однако потом стало ясно, что у соседки-подростка в животике дитя, а замужем она не была, и любящего папаши тоже нигде не видно. Кто-то сказал, что она спала с каким-то парнем… и из этого я вывела, что любящие создают ребенка в своих снах. Если ребенку суждено появиться на свет (я уже в возрасте пяти лет знала из наблюдений за страдалицей-соседкой, что желания потенциальных родителей значения не имеют), тогда, спя вместе в одной постели, в одно и то же время, они и во сне увидят одно и то же, и сон этот каким-то образом попадает в животик будущей матери и вырастает в ребенка.
– Значит, люди – это сны, облекшиеся в плоть, – проговорил он. – Потрясающе!
Беседа наша не походила на обычный разговор, во всяком случае, ни на один из тех, что я вела прежде. Мы не являлись друг к другу на свидание и не строили планов совместной жизни. Нам незачем было поражать друг друга, или оценивать на пригодность, или закладывать начало очень длительного общения. Мы были чужаками, свободными говорить что угодно. Я не плела ему никаких небылиц про себя. Не знаю, лгал ли он мне: он фантазировал и сочинял всякие истории, но я знала, чем он занимался – писал песни. Одну написал только для меня (глуповатую вроде, впихивал в текст сомнительные словечки, подбирая рифму к моему имени), но я была очарована. Жаль, что сейчас уже не помню ее. Спела бы, подбодрила себя.
Своими творческими способностями я никого и никогда не поражала, самое себя считала лишенной воображения, приземленной. Он этого не знал: не было каких бы то ни было особых ожиданий, а потому и дела не было, если я разочаровывала его. Такое положение давало мне свободу.
Когда на следующее утро я услышала, что пришла Лорен, то заставила его выбраться через окно. Это было просто, совершенно безопасно, и я показала ему, как добраться до кафе поблизости, где пообещала встретиться с ним через полчасика за завтраком. Однако вид его, вылезавшего в окно моей спальни, стал добавлением к старомодному фарсу, словно бы происходило это в черно-белом кино или на старинной карикатуре, но никак не в моей реальной жизни.