– На Бога надейся, а сам не плошай, – бросила она.
Это было неоспоримо, и никто не доставил ей удовольствия возражениями. Арчи знал – спорить с Селиной невозможно. У нее под рукой всегда был изрядный багаж мудрости, почерпнутой из пословиц, – своего рода домашний Таппер[7], чья философия была самой раздражающей и неопровержимой. Макинтош сделал самое мудрое из того, что мог придумать при данных обстоятельствах, – сменил тему разговора.
– Я видел днем Его.
«Его» в данном случае означало «мистера Вилльерса», на чье имя в этом доме было наложено табу и на которого всегда только как бы намекали. Поскольку оба слуги знали все о несчастливой жизни Мадам Мидас, та не стеснялась разговаривать с ними об этом.
– И как он выглядит? – спросила она, стряхивая крошки с платья.
– Прекрасно, – сказал Арчи, вставая. – На московском руднике ему не потрафило, но он зашиб неплохую деньгу на участке «Королева Сердец».
– Нечестивец, – заметила Селина, – цветет, как зеленый лавр.
– О да, – сухо ответил Макинтош, – мы это знаем, Селина, – старый рогач присматривает за своими ребятками.
– Думаю, он просто живет сегодняшним днем, – спокойно сказала Мадам Мидас. – Как бы он ни разбогател, все равно потом обнищает, потому что никогда не станет предусмотрительным человеком.
– Он собирается прийти повидаться с вами, мэм, – проворчал Арчи, зажигая трубку.
Миссис Вилльерс встала и подошла к окну.
– Он уже делал это раньше, – благодушно сказала она. – Результат был неудовлетворительным.
– Вода камень точит, – вновь заметила Селина, которая уже убирала со стола.
– Но не железо, – безмятежно ответила Мадам Мидас. – Не думаю, что его настойчивость даст какой-то результат.
Арчи мрачно улыбнулся и вышел на улицу, чтобы выкурить свою трубку.
Хозяйка же уселась у открытого окна и принялась смотреть на пейзаж, который уже начал угасать в быстро сгущающихся сумерках.
Мысли ее вовсе не были приятными. Она надеялась избавиться от горечи и печалей своей прежней жизни, но муж, как неупокоенный дух, явился, чтобы тревожить ее и напоминать о тех временах, которые она охотно бы забыла. Сидя у окна с безмятежным лицом, миссис Вилльерс казалась спокойной и тихой; но эта женщина была подобна дремлющему вулкану, и страсти ее были тем опаснее, что она постоянно держала их в узде.