«Удивительные вещи происходят в подкарпатском русинском городке Мукачево. Там исчезают девушки…» (стр. 8).
«Вчера вода принесла мне знак.
Все сущее приносит вода, она же его и забирает. Когда я умывался на корточках у реки, моей десницы коснулось перо. Перо неизвестной птицы. Я вынул его из воды и поднес к губам – перо было сухим…» (стр. 9).
– Но мое ли это сердце, учитель?
– И твое тоже. Бог создал нас, чтоб мы были Его соглядатаями на земле.
– Ой ли, я и буквы, которые вы научили мене выписывать, почти забыл, – хватался я за последнее спасение.
– Что там буквы, – Аввакум стукнул палицей. – Буквы – мертвечина, сухие черви на сухой бумаге. Смысл рождают не буквы, а дух. С ним начни и с ним заверши.
– Я не готов, отче, – искренне сознался я.
– Знаю, человек никогда не бывает готов, пока не подпоясанный Божьим духом.
– Легко сказать, а я даже не знаю, с чего начать.
– Коли не знаешь, с чего начать, начинай аb ovo – с самого начала.
– А где находится это начало? – вздохнул я.
– Там, где завязывается конец, – утомленно ответил Аввакум.
Его ответы часто были похожи на кувшин без ручки – поворачивай каким хочешь боком.
– Кто же надоумит меня, как вести свой сказ? – не унимался я в растерянности.
– Как писать… Слышишь тюканье древоделов, которые цифруют[2] церковь в Замлине? Слышишь перепевы топориков: одна затесь, другая затесь, третья – и дерево покрывается резьбой… Пиши затесями – коротко и остро, как дерево рубишь. Нарезай слова из твердого материала и складывай их в плотные, недвижимые ряды… Пиши, помня: слово, лишенное любви, невыразительное и пустое.
Вода гладко разносила звук топоров и долот. А мой нос угадывал, что дергали бревна чуть привядшего ясеня. За кривулей реки, недалеко от Аввакумового скита, виднелся седой крест. Берег кипел мелким лиловым цветеньем. Весь простор оделся в цвета пестрой зелени. Все, кроме яблони-кормилицы над его пещерой. На Покров дерево засохло да так и не ожило в яри[3]. Ворона летала над крестом и садилась то на одно, то на другое плечо. Я понимал, о чем говорит сей знак, и печально молчал. Уходил наставник моего земного следа, мой сердечный советник и друг. Кто будет направлять мое движение дальше? Никто, кроме Господа.
Кончик посоха, не находя более желудей, отыскал ямку в зыбкой доске. Трухлявое дерево легко долбилось.