Искербел умолк, гневно глядя на толпу.
– Есть ли здесь те, кто столь низок, что вынесет этот позор? Неужели все вы – лишь шелудивые псы, опустившиеся до того, чтобы выпрашивать объедки и лизать ноги тем, кто морит вас голодом и хлещет кнутом, добиваясь полнейшей покорности? Неужели здесь нет никого, кто способен противостоять римской тирании? Никого?
– Долой Рим! – закричал кто-то в толпе.
Все начали смотреть по сторонам. Крик подхватил кто-то еще, людской гнев разгорался.
– Смерть Авфидию! – выкрикнул мужчина, стоявший в первых рядах, потрясая кулаком. Он был крепкого сложения, с лысиной, окруженной редкими волосами. На нем был пастушеский плащ, смотанный и обернутый вокруг пояса. Мужчина принялся выбрасывать кулак вверх, повторяя свои слова, и к нему стали присоединяться стоящие поблизости.
Магистрат отшатнулся и резко повернулся к центуриону.
– Исполняй приговор. Уведи его отсюда! Быстро!
Центурион кивнул и прокашлялся.
– Конвой! К арестованному, сомкнись!
Вскинув щиты и копья, ауксиларии встали стеной вокруг Искербела, а центурион взялся свободной рукой за конец цепи, свисающей с шеи арестованного, и резко дернул.
– Пошел.
Они двинулись вдоль ступеней, ведущих к зданию сената, пробираясь к краю форума, чтобы выйти на улицу, ведущую к восточным воротам города. За ними виднелся невысокий холм с пологими склонами, на вершине которого казнили осужденных на смерть. Глянув поверх черепичных крыш, Искербел разглядел крохотные фигурки судебного отряда, который заранее отправили туда, чтобы собрать крест, на котором он будет распят, и вырыть под него яму. Но тут последовал болезненный рывок цепи. Центурион потащил его на узкую улочку.
Как и в большинстве римских поселений, улицы Астурики Августы образовывало множество домов с небольшими лавками на первом этаже, поверх которых были выстроены дополнительные этажи, чтобы вместить быстро растущее население.
Центурион рявкнул, приказывая стоящим на улице освободить дорогу, и горожане поспешно рассыпались в стороны. Женщины хватали детей, старики неловко взбирались на тротуары. Толпа с площади ринулась следом за приговоренным и его охраной, гневные крики людей наполнили душный воздух оглушительным шумом, отражаясь от стен. Центурион обернулся, глянув на приговоренного, и оскалился.
– Твои сородичи притихнут, когда увидят тебя прибитым к кресту.