Они сходили в кино, долго сидели в кафе, болтая о всяких пустяках и подтрунивая друг над другом. Потом он проводил её до гостиницы, и она пригласила его к себе.
Они стояли на балконе седьмого этажа. Здесь она опять ласково и доверчиво прильнула к его плечу. Он снова ощутил шелковистость её пшеничных волос, тепло и упругость её груди. Он боялся шевельнуться. Боялся ненароком спугнуть это неописуемое ощущение блаженства. Они молча смотрели на открывшиеся дали Севера с извилистой, будто позолоченной от заката, лентой реки, теряющейся в дали бескрайней тайги. Солнце давно закатилось, но было светло, словно днём, и все цвета приобрели мягкие, пастельные, тона, присущие только этому времени года, когда наступают белые ночи, только на этих высоких широтах.
Наконец, Чуркин осторожно освободил руку, которая обнимала Катя, и нежно обнял её за плечи. Глубоко вздохнув, Катя уткнулась ему в грудь лицом и еле слышно прошептала:
– Санчо, возьми меня замуж, а?.. Я так тебя люблю… – и она подняла на него взгляд, полный невысказанной боли и слёз.
– Я…Котёнок… согласен… Я тоже тебя… люблю. Очень люблю, Катюша! – чуть не задыхаясь от волнения, тоже шёпотом произнёс Шурик, зарывшись носом в её душистые волосы и, вздохнув, с горькой иронией добавил: – Только вот что скажет старшая жена?
– А мы ей не скажем, – лукаво сверкнув зелёными озерами глаз, ещё полными слёз, всё ещё шёпотом ответила Катюша, и, обвив руками его шею, потянулась к его губам. Шурик взял её за талию и весь прильнул к ней. Потом, не прерывая поцелуя, легко её приподнял, взял на руки, и, как маленького ребенка, нежно и бережно внёс в комнату…
…Утром Чуркин проснулся раньше Катерины. Он осторожно приподнялся на локте и долго и внимательно рассматривал её лицо, полуобнажённую грудь с нахмуренным от утренней прохлады розовым соском, соблазнительную ямочку между ключицами… Вроде бы ничего особенного: задиристо вздёрнутый носик, припухлые, резко очерченные губы, золото мягко рассыпавшихся по подушке длинных локонов… А, вот, поди, ж ты – втюрился! По самые уши… От нахлынувшей вдруг безграничной нежности Чуркин коснулся губами её уха и одним дыханием прошептал: – Котёнок…
Катюша потянулась, улыбнулась и открыла глаза.
– Уже утро? Как жаль… – она опять потянулась и, вдруг, вздрогнула – Ой! Светка?.. Тьфу, ты! Я испугалась: