Пара черных юбок, оставшихся после выпуска из учебного заведения, выглядели совсем по-детски. Рубашечки, две клетчатые подростковые, с мужской планкой, хорошо смотрелись на Арбате, но в офисе их не поняли бы. Выбрала серый костюм, вроде школьного, сшитый некогда мамой, и в нем приехала в офис. Костюм представлял собою каменно-серого цвета, без оттенка в бежевый или в черный, двойку из жилета и юбки. По ткани было видно, что это дорогая, цельно-натуральная шерсть, хотя и не новая. Следы времени и стирки были минимальными. Жилет был сшит как кардиган без рукавов, немного свободный, без причуд в области талии на спинке, посажен на лиловый, с огурцами, скользящий хлопковый сатиновый подклад, как и юбка. Что было важно – спинка была не из гладкой ткани под атлас, что стало чрезвычайно популярно тогда, а из основного материала. Самодельная вещь казалась добротной и говорила о том, что у носительницы намерения серьезные. Юбка была покроя колокол, с минимальным количество вытачек и деталей, с молнией на спинке. Молния на левом бедре есть показатель натуры богемной и неуравновешенной. Подол прикрывал колени и был тоненько отстрочен, отчего край смотрелся особенно опрятно. Если присмотреться, на бедрах и по бокам жилета виднелись катышки шерсти, мышиного цвета крупинки времени, следы на лице любимой вещи. В целом образ был детский – маленькая леди идет на работу к маме. Но костюм был очень хорош, и вариантов не было. Надела вниз какой-то белый, детского размера, трикотаж и поехала в офис. Вовремя. И очень хотелось спать.
Офис компании располагался на втором этаже, на первом было умиравшее совучреждение, уже проросшее метастазами новых. Войдя, почувствовала, что мне еще предстоит рассмотреть вблизи этот ужас, и мысленно закрыла глаза ладонью. Почти опаздывала, а ужас рассеиваться и не думал.
Ресепшн находился в небольшом помещении, холле, расположенном между трех директорских кабинетов и переговорной. Окна на улицу не было, по краям длинного высокого стола, который должен изображать кафедру, стояли два вентилятора. Под бортиком кафедры виднелись две новенькие телефонные станции, блоки листков для записей, два журнала, местные проспекты и трюфельная конфета. Все вместе выглядело хаотично и очаровательно.
Соня оказалась не очень высокой, но очень фигуристой и на иголочно-тонких каблуках темно-красных туфель блондинкой в красном. Первое впечатление не было обманчивым, но, чтобы описать ту гамму чувств и эмоций, которую испытала тогда, увидев Соню, потребовались годы. А тогда невесть почему вникала в каждый ее жест, звук ее голоса и малейший поворот головы. Вот аккуратно расчесанные ресницы под новым «Ревлоном» (вероятно, все же не влагостойким) поднялись, знаменуя окончание короткой беседы с мальтийским банкиром.