— Да, жаль, — согласился Матвей,
вспоминая команду восточников-собирателей, ушедших еще в ноябре. —
Но ничего не мешает тебе поработать над прототипом еще лучше и
отдать его им в следующий сезон.
— Пожалуй, — с грустью согласилась
Аришка, отключив планшет, — если, конечно, мы доживем до следующего
сезона.
— Выше нос. Мы справимся, —
постарался утешить ее он, но встречная им сардоническая ухмылка
собеседницы дала понять, как слабо она верила в его слова.
— Отец гордился бы тобой, — поспешил
он добавить, решив не затрагивать тему назревающего голода,
нависшего над станцией как гигантская туча, вот-вот готовая
извергнуться смертельным дождем. — Помню, как ты еще совсем
маленькой торчала с ним в этой мастерской целыми днями.
— Скорее мозолила глаза, — к счастью
для Матвея поддержала разговор Арина, осматривая кабинет. — И
пытала глупыми вопросами про его инструменты и проекты. Помню, как
он делал этот терпеливый вздох... — Она попыталась изобразить его,
— оборачивался ко мне с милой улыбкой на лице и спокойно отвечал на
любой, даже самый идиотский вопрос.
— Курт отличался невероятным
терпением, — согласился с ней Матвей. — Я еще мальчишкой помню как
он, несмотря на происходящее безумие вокруг, ковырялся в этом
радиопередатчике и тихонько насвистывал веселый мотивчик.
— Да, — мечтательно произнесла
девушка, посматривая на стену, — я скучаю по нему.
На ее левом глазу блеснула слеза, но
она поспешила ее вытереть и едва Матвей открыл рот, резко спросила
его:
— И все же, Матвей, что с нами
будет? Как мы решим проблему голода? Честно говоря, услышанное
сегодня на собрании не вселяет надежды.
— Я не знаю, Арин, — честно
признался Матвей, понурив взгляд. — Олег назначил следующее
совещание через пару дней...
— Но и оно будет бестолковым?
Он кивнул, согласившись с ее
правильной догадкой.
— Слушай... — Она осмотрелась по
сторонам, будто убеждаясь, что их никто не подслушивает, — я сейчас
возможно скажу нечто провокационное и, по негласным законам
Востока, даже неправильное, но пускай это останется между нами,
хорошо?
Матвею ее слова послышались слегка
оскорбительным, как она вообще могла усомниться в его преданности?
Он знал ее вот уже семнадцать лет, с тех самых пор как их отцы
стали закадычными друзьями. Помнится, как он еще юношей впервые
взял ее на руки и почувствовал невероятный груз ответственности за
этот маленький комочек, завернутый в старый тряпки и шкуры. Матвей
и сам не знал почему.