— Ты здесь?
Снова никакого ответа. Он посмотрел
вниз и увидел что через дверной проем просачивается ламповый свет.
Значит, она все же там и наверняка слышит его.
— Послушай, ты прекрасно знаешь, что
я не могу тебя взять с собой.
Он слегка толкнул дверь, вдруг
поддастся? Увы.
— Может все таки откроешь?
Не дождавшись ответа, он снял с себя
всю поклажу, сел на пол и прислонился к стене, тяжело выдохнув.
— Знаешь, я тебе прежде этого не
рассказывал, но за три дня до смерти твоего отца я разговаривал с
ним, в его мастерской. Теперь уже твоей мастерской.
Лицо Курта Крюгера всплыло в его
памяти и навело чувство тоски. Бедолага в последние свои дни
выглядел крайне удручающе: он страшно похудел, напоминая ходячий
скелет, обтянутый кожей; в пожелтевших белках глаз теперь лишь
изредка появлялось то присущие ему добродушие, за которое так его
любили.
Но даже несмотря на сковывающую его
слабость и усталость, он продолжал работать в мастерской, пока рак
желудка все-таки не доконал его.
— Я тогда как раз вернулся с
вылазки, принес ему всякого. Увидел, как с виду ему еще хуже стало,
чем три месяца назад...— Матвей посмотрел на ваттбраслет и погладил
кожаный ремешок, на котором крепилось устройство. — Он тогда
случайно заметил как у меня экран треснул на браслете, чуть ли не с
рукой оторвал, чтобы починить. Сказал, что тут дело на пять минут и
велел остаться, пока он все исправляет. Ну я и согласился. И вот
сидит он, меняет экран, и вдруг говорит: «Я ведь скоро помру,
Матвей, ты же это понимаешь?». Я ему не ответил, хотя тогда,
уверен, мой опущенный взгляд все сказал за меня. «Ты проследи,
чтобы Арина в неприятности всякие не лезла, а то ты ведь ее
знаешь... Она вся в мать пошла, та тоже на месте усидеть не могла,
все ей двигаться нужно было вперед. Да и за эти года ты ей совсем
как старший брат стал, понимаешь? Любит она тебя, очень сильно
любит». «Да, говорю я ему, понимаю. Я тоже ее люблю».
Здесь Матвей остановился, выждал
минуту в надежде, что все таки Арина откроет эту проклятую дверь.
Да куда уж там, хоть словечко скажет! Но нет, молчит. Упрямая до
невозможности, всегда такой была.
— Я не хочу и тебя потерять, ясно
тебе? — строго произнес он, теперь уже и сам чувствуя обиду. Ведь
понимает, что может не увидеться больше никогда! И все равно...