После отбоя, когда зенитки отогнали немецкие самолеты, раненых быстро погрузили в вагоны. Привезли нас в Вышний Волочек. Привезли в госпиталь, он размещался в школе. Положили в углу на носилках, шинелью накрыли. Лежу, ожидаю в очереди. Подходит ко мне кто-то и говорит:
– Вы не в этот госпиталь попали!
Ты представь себе…
– Вас в другой надо.
– Да куда ж мне в таком виде в метель?
– Ничего не знаю.
Я говорю:
– Никуда не поеду.
И достал пистолет, он у меня как был, так и остался. Думаю: если что – убью. Ну, потом главный пришел врач:
– В чем дело? – Врач посмотрел на пистолет: – Придется сдать.
Забрали у меня пистолет, но оставили в этом госпитале. Меня поместили в палату «газовиков»: дежурный врач предполагал, что у меня гангрена, так как нога посинела и распухла. В палате нас было шестеро, двое из них за ночь умерли… Пролежал я в том госпитале несколько месяцев, а потом уже перевели меня в Москву. Во время следования эшелона, при подходе к разрушенной станции Клин, появились немецкие самолеты, начали сбрасывать бомбы и стрелять из пулеметов по вагонам. В нашем вагоне два человека были убиты и один вторично ранен. Зенитчики открыли огонь. Мы не видели, что делалось вокруг, почувствовали только, что машинист дал задний ход и отвел эшелон от станции.
В Москву приехали утром.
Из вагонов нас выгружали на Казанском вокзале. Выносят на носилках. Шинели у нас те, что были в траншеях, в глине. Народу собралось, москвичи плачут, смотрят на нас. Жаль им, понимаешь. Потом привезли нас в Академию имени Фрунзе. Там три этажа из восьми заняли под госпиталь, первые три, а то выше носить же – не наносишься. Пока везли, простудился, чиряк был на заду. Попросил у сестры ваты. Так я сделал такой как бы бублик и надел, наложил его. В Москве старушка медсестра, говорю ей – я не могу, чиряк, простуда. Она – сейчас. Помазала мазью какой-то – как защемило! А потом вторично помазала. И прошло. А то ж невозможно!
В Москве начали нас купать, нога в гипсе, я боялся, чтоб не размочили, а они обмотали как-то клеенкой. Искупали, побрили. И дали нам пищу. Белого хлеба по куску, по котлетке, еще что-то. И по пачке папирос «Ракета». Мест нет, меня определили в вестибюле на первом этаже – громадном, красивом. Постель была чистая и удобная.
Лежишь, покуриваешь. Впервые за все это время я почувствовал себя спокойно. Не было слышно ни самолетов, ни взрывов. Врачи, медсестры и няни проявляли к нам самое чуткое и дружественное отношение. Следует отметить, что медслужба находилась на высоком уровне на всем пути следования – начиная от фронтовых санитаров, которые под взрывами и пулеметным огнем, не щадя своей жизни, оказывали необходимую помощь.