Только не говори, что ты не виноват! Это оскорбляет мой разум!
(с) из кинофильма “Крестный отец”
У человека всегда есть выбор: взять под контроль свои эмоции, сохранять здравый смысл и держаться с достоинством, даже когда к сердцу подбирается ядовитый плющ страха, или поддаться истерике, выпуская на поверхность испуганного, слезливого ребенка.
- Граф, может, ты наконец-то засунешь в жопу свою гордость и позвонишь отцу. Одно его слово - и уже вечером мы будем отрываться в кабаке с телками, по две на каждого.
- Иди нахрен! Никаких звонков!
Корт подскочил со скамейки и, схватив меня за футболку, разбил мне лбом нос, срываясь на истерический крик:
- Ты корчил из себя крутого главаря, так давай - вытаскивай нас из этого дерьма, а не веди себя как сопливый мудак.
Я зарычал от боли, сорвался к чертям собачьим, оттолкнув его со всей силы и, схватив за волосы, начал долбить головой об стену, еще и еще, вымещая свою злость… потому что он прав. Каждое слово - как обжигающая кожу пощечина. Они всегда шли за мной, беспрекословно выполняя любое указание, и все, что происходит с нами - моя вина. Я не мог остановиться, понимая, что в этот раз нервы сдают уже у меня - от беспомощности и осознания, насколько больно оказалось падать с придуманной высоты.
На стене появились свежие брызги крови - они резко контрастировали на фоне старых, засохших потеков грязно-коричневого цвета. Эти стены впитали в себя не одну смерть, заглатывая последние выдохи тех, кто отправился отсюда в свой последний путь. Корт внезапно замолчал и обмяк в моих руках. В этот момент в камеру ворвались охранники. Один из них, оттащив меня от Корта, прижал к стене и приблизился вплотную - я рассмотрел даже капли пота, выступившие на его верхней губе, и, пробирая сверлящим взглядом, сказал:
- Ну что, ублюдок, доигрался? Наконец-то. А то мы уже начали скучать… - он кивнул в сторону Корта своему напарнику, - этого убери, ночью отвезем в кочегарку…
- Нету тела - нету дела, - тот поддакнул, откашливая и смачно сплевывая на пол.