Это как удар кувалдой по голове. Точно. Я все продолжал стоять в
идиотской позе – с расставленными руками, словно Рика все еще рядом
и слегка наклонившись, словно все еще целовал ее голову. Облом этот
был таким простым и неожиданным, что я даже сначала не обратил
внимания на дикую боль в груди, расходящуюся по всему торсу, словно
тебя проткнули и резали вертикально напополам.
- Прости, просто держаться иногда тяжело. – Рика более-менее
успокоилась и подошла ко мне. – Я пойду, правда. Спасибо тебе. Я
рада, что ты с нами.
Она поцеловала меня в щеку и ушла. А я так и стоял. Просто стоял
на месте. Но ощущал соленый вкус на губах. Вкус мертвых надежд и
мечтаний.
Бытует мнение, что эмоциональная (она же душевная) боль, длится
всего двенадцать минут. Все остальное – простое самовнушение. Так
твердит занимательный «психологический факт», дрейфующий в
бескрайнем океане Интернета... Не уверен, что это правда.
Четыре с лишним часа. Четыре долбанных с лишним часа я сидел на
горе, сжигаемый своей болью. И успел за это время оценить весь
спектр смен настроения. То я, сидя на корточках и обхватив колени
руками, ревел, страдая над своей жалкой судьбой. То наполнялся
гневом и колошматил землю и все что попадалось своими когтями. А
потом напитывался холодной стойкостью, даже позитивом, типа найду
лучше, она не знает что теряет и сильно пожалеет что не замечает…
Впадал в апатию, загорался неврозом, смеялся как душевнобольной, а
после долго смотрел на заходящее солнце.
Санька пришел без пяти минут десять. Поздоровался со мной,
поинтересовался как обстановка и сменил меня. Я долго не шел домой.
Сначала запрыгнул на высокое дерево и молча сидел, погрузившись в
тихий шелест листьев. Потом бродил у входа, испытывая странную
робость, при мысли о возвращении в убежище. Словно совершил
какую-то пакость и стыдился смотреть в глаза домашним…
Все легли спать. Ну, разбрелись по комнатам, поэтому никого не
было… Я постучал в дверь. Данте открыл, оперся плечом о дверной
косяк и всмотрелся в меня.
- Ну, - сочувственно произнес он, - я вижу ты поговорил… Заходи,
сейчас только жилетку надену.
И долгие мучительные для Данте полчаса, я изливал ему душу,
слезы и словесный понос. Он всеми силами старался сочувствовать, но
только молча, потому что я не давал ему вставить и слова.