Ха! Еще трое бандитов громко спорили возле согнанных в кучку
жителей деревни, стоит ли идти искать их пропавших товарищей или
лучше побыстрее делать ноги. На глаз прикинул: кое-кого, похоже, не
хватает. Точно я, конечно, не знал, кто уехал в город, а кто
остался, но вряд ли отсутствующая среди сидящих на земле людей
Кабаниха, реально раскабаневшая тетка лет шестидесяти, с ее
больными ногами, тоже уехала в город. И еще парочки девчонок не
хватает, тех самых Степки с Любкой, как и самого старосты. Из
размышлений о судьбах пропавших односельчан вывело появление еще
двоих беглых разбойников. Сколько же их тут! Подошли, довольно
осклабившись, один еще на ходу завязки на штанах поправлял.
Сволочи!
Подошедшие бандиты тоже подключились к спорам. Никто, впрочем,
не сделал даже малейшей попытки отправляться на поиски. Только
один, самый молодой на вид, отошел чуток от кучки и заорал во всю
мочь:
- Сиплый! Мотря! Где вы? Возвращайтесь! Пора уходить!
Постоял, прислушиваясь. Еще крикнул. Поняв, что ни ответа, ни
привета не ожидается, вернулся к своим.
Уф! Гора с плеч! Аж слезы от пережитого волнения на глаза
навернулись, когда увидел, как бандиты цепочкой потянулись на выход
из деревни, оставив ранее плененных ими сельчан сидеть в пыли
улицы. Не дожидаясь реакции бывших пленников на свое освобождение,
постарался вернуться к себе. Так же незаметно, как и пришел. Не до
радости мне что-то. Рану как шилом колет, и в глазах черные мушки
летать начинают. И голова внезапно закружилась….
В себя пришел лежащим дома на своем сундуке. Точнее, сундук
вовсе не мой, его мать в качестве хранилища для всяких семейных
припасов использует, я просто сплю на нем, подставив в ногах
табуретку, чтобы входить в размеры лежанки полностью. Насколько это
получилось из лежащего положения, огляделся. Никого. Попытался
подняться. Голова кружится, и правая рука, на которую попытался
опереться, задрожала от слабости. Кстати плечо на левой руке
замотано уже совершенно по-другому. Гораздо более профессионально.
И боль в ране уже не пульсирующая, а всего лишь тупая, тянущая.
Принял сидячее положение, все разом поплыло, как на карусели. Намек
понял, пытаться вставать на ноги пока еще несколько преждевременно.
Буду лежать, как положили.
Скрипнула входная дверь. В комнату с топотом ввалились
посторонние. Понятное дело, посторонние, мы возле самой входной
двери разуваемся, по дому в обуви не шастаем. А нет, матушка тоже с
ними. Два мужчины в военных френчах с суровыми, я бы сказал
безжалостными взорами. Всей лишь разницы, что один старше лет на
двадцать, а второй, соответственно, моложе. Взрослый уже, но
молодой. Лет так двадцать с хвостиком.