Юстина покинула дом после ужина, пообещав заглянуть завтра. Волк вызвался сопроводить ее до дома. Уже внизу, готовясь к отбытию, негромко сообщил кому-то из слуг, что, доставив леди домой, заедет ненадолго на работу, велел проследить, чтобы Эдит легла спать вовремя, и ушел.
Я сидела на подоконнике и из окна следила за тем, как Хельму помог блестяшке забраться в карету, потом забрался сам и почти сразу после этого экипаж тронулся. Цокот копыт по мостовой было хорошо слышно даже сквозь закрытое окно.
— А ты сделаешь еще раз «пуф»? Как тогда? — тихо спросила Эдит, подкравшись ко мне.
— Не было никакого «пуф», — сказала я, оборачиваясь. — И кто разрешил тебе покидать постель?
Девочка насупилась, но в кровать вернулась и только после того, как накрылась одеялом, жалобно спросила:
— Значит, «пуф» не будет?
— Будет, — пообещала я. — Но позже.
Не хотелось бы, чтобы меня застали в детской в моем человеческом виде… Я не обманывалась и прекрасно понимала, что выгляжу в том дурацком теле как последняя преступница.
Эдит измучилась в ожидании нужного момента, когда дом наконец затихнет и все слуги разойдутся — кто-то вернется в свою квартирку, кто-то отправится в комнату в пристройке за домом.
Нужный момент настал ближе к полуночи.
На этот раз я превращалась осторожно, перетекая из одного тела в другое, но, даже несмотря на мою неторопливость, заметить момент превращения детенышу не удалось. Это вызвало тихий разочарованный вздох.
— Видишь — и никакого «пуф», — самодовольно усмехнулась я. Ощущения нового тела пришли с легкой задержкой, и самодовольной пробыла я недолго.
Не больше секунды, а потом, ойкая, едва доползла до кресла и рухнула в него. Ноги горели, спина ныла, и шея была как деревянная. Я уже хотела вернуться обратно, в свой надежный пушистый вид, но восторженный взгляд Эдит заставлял терпеть.
На меня никогда так не смотрели.
— Это… — Она выбралась из кровати и крадучись двинулась ко мне. — Ты оборотень, да?
— Нет. Я нечисть. Знаешь, в чем разница?
Детеныш медленно покачал головой, остановившись в шаге от меня.
— Оборотни рождаются людьми и только потом пробуждают в себе зверя, у нечисти все наоборот. Мы рождаемся животными, и некоторым из нас удается разбудить в себе человека. Сомнительное удовольствие, конечно… — Я осеклась на полуслове, поймав себя на том, что чуть было не начала жаловаться ребенку на сложную жизнь вполне осознающей себя личности, застрявшей в теле животного. Я очень часто жалела о том, что пробудилась, что стала высшей нечистью и понимаю все, что со мной происходит. Особенно сильно жалела, когда порой возвращалась в леса и видела, как живут мои собратья. Их жизнь казалась такой простой… — И если кто-нибудь узнает о том, что я так умею, меня закроют в какой-нибудь лаборатории и разберут на образцы, понимаешь?