— И как?
— Прислали. Двух. Один спился в первый же год. Второй сбежал.
Хотя наши его не обижали. Честно.
— Это как-то...
— Тут мало кто приживается. Только...
Она осеклась.
— Сами потом поймете. Зимой это особенно хорошо видно. Вон там
дальше Севастьянов. У него тут рыболовная артель. И консервы делать
сподобились. Еще Урусов. Китобойных два корабля держит, ну и прочий
народец тоже. Ничего мужик, с характером. Уже завтра явится.
— Зачем?
— Знакомство сводить. Ну и кланяться. Лучше берите деньгами.
Брать что-либо Бекшеев не собирался. И хотел было сказать, но
почему-то промолчал. И еще ощутил, как краснеют уши.
— Колычев тоже придет. Ростовщик...
— Это запрещено.
— У него патент, — прогудел с заднего сиденья нынешний бывший
главный полицмейстер. — Он этот... владелец частной банковской
конторы. Как по мне один хрен... извините госпожа.
— Как по мне — тоже, — согласилась матушка с большою охотой. —
Стало быть, общество у вас имеется?
— А то... всем обществам общество. Такого нигде больше нету.
Она все-таки улыбнулась и на мгновенье показалось, что тот,
внутренний свет, никуда не исчез. Но погас он довольно быстро.
— Тут уже недолго, — Медведь махнул вправо. — Поворачивай на
Малую. Дом, конечно, может, для вашей светлости маловат. Он из
этих... отчужденных в собственность. Выморочное имущество.
Градоправитель пытался продать, да кому оно надо...
— Домик неплохой. Тут Гольская жила. Некогда её семья на
шахтах-то и разбогатела, да только... сыновья не вернулись. Муж еще
раньше отошел. Она и жила-то одна, не хотела ни родню видеть, ни
приживалок. Потом-то уже родственники явились, конечно, да духовную
грамоту она честь по чести выправила. И не у нас.
Зима явно говорила об этой незнакомой женщине, чтобы уйти от
других разговоров, от вопросов, которые Бекшеев мог бы задать, не
зная еще, что он давно научился не спрашивать лишнего.
— Свара тогда была изрядная. Судом грозились. Но градоправитель
у нас... в общем, сами поймете.
Дом был тяжелым. Пожалуй, именно эта тяжесть, некрасивость его и
бросилась в глаза. Ни колонн, ни портиков, ни воздушных балконов.
Ровные какие-то рубленые линии, словно архитектору до боли было
жаль тратить камень на всякую ерунду. Он шел прямо, потом вдруг
загибаясь буквой «Г», выставляя к дороге гладкую, лишенную окон
стену пристройки.