Бекшеев обернулся.
— Полагаете?
— Знаю, — её ноздри дрогнули, а глаза окрасились желтизной. —
Запах уж больно характерный. Я такой прежде встречала.
— Но... здесь...
— Дом и вправду старый. Страж, думаю, тоже. Может даже из тех,
которые с домом и делали.
И на пол посмотрела.
Бекшеев тоже посмотрел. Нет. Глупость. Страшные детские сказки
про то, что кто-то вот так просто может взять и закопать человека
под камнем, чтобы «стояло на века». Это... суеверия.
Изжитые.
Забытые.
И главное, что магии в этом чудовищном действии нет ни на грош.
А страж — это магия. Бекшеев даже головой потряс, забывши про боль.
А она взяла и напомнила, плеснув огнем на затылок.
— Я тут, если что, съеду, — бывший штурмовик вне тесноты салона
казался воистину огромным. И это нервировало. — Домик-то мой тоже
от градоправителя. Служебное жилье, стало быть. Он невелик. Но,
если вдруг, то занимайте. Пару деньков всего погодить. А тут оно
безопасно. Я сам ночевал.
— И я, — добавила Зима.
— Вот... и весь наш отдел в полном составе. Если ложечки
серебряные не красть или другое чего, то оно вполне безопасно.
Красть серебряные ложечки Бекшеев точно не собирался.
— Благодарю, — сказал он, чувствуя, как боль накатывает волна за
волной. Вот тебе и плата за то, что позволил себе расслабиться.
— Я тут скажу... ну, градоправителю, хотя он сам знает. И в
таверну пошлю кого. Вы ж без кухарки приехали. А готовить надо. Там
вон неплохо кормят, если не побрезгует.
— С-спасибо.
У Зимы ледяные глаза. Сине-серые, и взгляд тяжелый,
пронизывающий. А желтизны — по краюшку, если не вглядываться особо,
то и не заметишь.
Хорошо.
Глава 4. Сила
«И как говорят свидетели, г-н
Озельский проявляет особое внимание к некой мещанке Ю., которую с
ним не единожды видели и порой даже без сопровождения, что для
особы благородной было бы недопустимо, но средь людей обыкновенных
нравы попроще. Некоторые, приближенные к эксцентричному миллионщику
особы, даже берутся утверждать, что г-н Озельский столь увлекся,
что собирается сделать предложение. И тем самым опечалить многих
прекрасных достойных юных особ. Но мы слухам не верим, и потому
надеемся, что весьма скоро костер страсти утихнет и наступит
закономерное прозрение»
«Петербургский
сплетникъ»
Я заговорила у конторы.
— Иди домой, — сказала я Медведю, который был мрачен и зол.
Причем снова большей частью злился он на себя, будто бы и вправду
был виновен.