И на дерева мне случалось забираться прежде. А теперь вой
подгонял. И ужас, накатывавший волнами, подталкивал подниматься
выше и выше. Наверное, именно тогда мой дар, доставшийся неизвестно
откуда, и очнулся.
Он спас.
Он заставил забиться так высоко, как я смогла. И оттуда...
сосновый лес — он ведь особый. Легкий. Полупрозрачный. И сквозь
него все видать.
Дымы, что поднимались к небу.
Обожженную землю. И ямины там, где стояла хата деда Сабнея.
Пепелище на месте Вороновского подворья. И... и я вцепилась в ветку
руками и ногами, а потом и зубами, потому что иначе закричала
бы.
Это уже потом, много позже появятся научные и околонаучные
работы, объясняющие, что же произошло. Заговорят про дестабилизацию
энергетического фона вследствие массированного выброса. Про
стрессовую ситуацию. Про глубоко скрытые возможности организма.
Вспомнят святых мучеников.
И еще тысячу и одну причину.
Та Зима, которая вжималась в грязную липкую кору, ничего не
знала о магах, кроме того, что они есть, где-то там, может, в
уездном Святиже, куда папенька как-то торговать ездил, а может, и
того дальше. В её обыкновенной жизни не было места ни магам, ни
чудовищам, кроме того, которое скрывалось в старом, от бабки еще
доставшемся шкафу.
Но даже её детского тогда разума хватило, чтобы понять — то, что
происходит, неправильно.
Тогда я вжалась лицом в кору. Я до сих пор прекрасно помню и
запах её, и как чешуйки царапали кожу. Помню прикосновение лапок то
ли муравья, то ли жука. Помню капли слюны, расползавшиеся по
трещинам. И страх, что капля возьмет и свалится на голову
твари.
Тварями я их и видела.
Нет, тогда-то еще решила, что свихнулась от ужаса. Бывает же ж с
людьми. Вот и мерещится, что идут по лесу вроде бы как люди, а
вроде бы и нет. Что дрожат, плывут, словно расплавленные полуденным
солнцем, очертания их.
Зверей?
Собак вроде. И не простых.
Дядька Ольса, старый пасечник, держал собак. Здоровых
красноглазых тварей, которых сам натаскивал. И продавал. А с того
жил, хотя наши того не одобряли, и как-то отец даже обмолвился, что
не по-заветам это, живых тварей менять.
Но собак дядьки Ольсы все знали. И боялись.
Эти... эти были страшнее. Вровень с человека. Широкогрудые. С
мощными короткими телами и длинными мордами, по-над которыми будто
черное пламя вихрилось.