Дверь отворилась беззвучно.
— Какао? — матушка поставила чашку на столик. — Знаешь, тут на
кухне какао... понятия не имею, сколько ему лет, как и сахару, но
слышала, что они не портятся.
А вода вместо молока — так и вовсе мелочь.
— Спасибо, — он закрывает глаза и убирает руку.
Её пальцы пахнут химией, и запах этот тревожит, заставляя
сжаться.
— Увидел что-нибудь полезное?
— Скорее уж уверился, что связь есть, — он позволил её силе
проникнуть внутрь.
— Ты это и так знал.
Знал. С того момента, как камешек на цепочке попал в его руки.
Выяснить происхождение натурального камня просто. Природный альбест
многое хранит в своей памяти.
А вот дальше не понятно.
Камень родом из Дальнего, шахты которого закрыты с полсотни лет
тому. И судя по тому, что он прочел, их выгребли дочиста, даже пыль
и ту собрали.
Тогда откуда?
Если обрабатывался он относительно недавно. И... кем? Откуда? Из
тех камней, что были вынесены добытчиками? Вполне возможно. И
вынести могли даже задолго до открытия шахт. Вынести. Спрятать.
Сохранить.
А потом? Кто обработал альбест? Кто вдохнул в него жизнь,
заставив отзываться на силу?
Кто подарил его старой деве? И главное, зачем?
Какао было невыносимо сладким, но Бекшеев допил до последней
капли. Стало легче.
— Болит? — заботливо поинтересовалась матушка.
— Не сильнее обычного, — он потрогал голову, убеждаясь, что
никуда-то та не делась. — Даже... совсем не сильнее.
Головная боль медленно отступала.
— Когда багаж прибудет?
— Уже. Внизу, — матушка устроилась в низком кресле напротив и
руки сложила. — Твои доски в том числе. Скажи, есть высший смысл в
том, чтобы тащить их за сотни верст?
— Не знаю, — Бекшеев потрогал переносицу. — Я к ним привык?
Глава 6 Отшельник
«...состоялось торжественное
открытие памятника героям войны. Сам Император возложил цветы, а
примеру его воспоследовали многие, тем самым подтверждая, что жива
еще память о подвиге...
«Петербуржские
ведомости»
Яжинский ждал меня за поселком.
Северный Плес — даже не деревенька, хутор, который со временем
разросся. Ставил его еще дед Яжинского, бодрый старик, который
протянул до ста семи. Его еще я успела застать.
А он, глянувши на меня когда-то, цыкнул сквозь зубы:
— Где это видано, чтоб бабы воевали.
Я ничего не ответила.
Ну да ладно. Не в том дело. Яжинской стоял. И в полумраке — а
день зимой отгорает быстро — видны были лишь очертания массивной
его фигуры. Он невысокий, коренастый, в плечах мало меньше Медведя.
Седой. Волосы он собирал в хвост, а бороду стриг коротко.