Воин слегка прихрамывал на левую
ногу, и от него едва заметно пахло высшей нежитью.
Но больше всего мое внимание зацепил
его артефакт.
Два клинка, кольца, браслет – я
ощущал их как один сборный артефакт, и от него веяло такой силой,
что я бы сто раз подумал, прежде, чем переходить дорогу этому воину
в сером.
Ну и самое главное – Джам, а именно
так его и звали, умел телепортироваться на короткие расстояния!
Настоящий убийца магов…
Третьим человеком, которым я
заинтересовался, оказался… монах по имени Ник.
Оранжевые одежды послушника,
нефритовые четки – от него шла тихая, спокойная сила.
В глазах монаха царила безмятежность,
которая, впрочем, изредка сменялась всполохами задумчивости и даже
тревоги.
А ещё, судя по ауре, этот человек
многое пережил и понял про эту жизнь что-то важное.
И если артефактные клинки Серого так
и полыхали опасной угрозой, то четки монаха были... просто
четками.
Но больше всего меня зацепило
странное чувство дежавю, которое я испытал, проходя мимо этого
монаха.
Чем-то оно было похоже на перекрёстки
Судьбы, на которые я попадал с завидным постоянством, но если
единственное, что я мог - это совершать выбор, то монах, казалось,
имеет возможность самостоятельно создавать эти перекрестки.
И не только себе.
По крайней мере, по-другому
объяснить, откуда в моей памяти всплыло посещение хосписов вместо
работы на скорой помощи, я не мог.
Моя память будто бы раздвоилась, и я
с какой-то стати помнил две событийные нити – и скорую, и
хосписы.
И отчего-то воспоминания о хосписах,
о детях, лежащих там, отзывались мне сейчас больше, чем мои
«родные» воспоминания.
Наверное, именно в тот момент я и
понял, чего хочу больше всего – не убивать и калечить, а сделать
так, чтобы хотя бы дети больше не умирали.
К тому же, хоть мой класс и оказался
принудительно изменен, я не терял надежды его вернуть.
Ну и последний заинтересовавший меня
человек был тем самым Имперским магом, который и восстановил работу
Сети.
Алексей Алый. Вот только почему Алый,
я так и не понял. Возможно потому, что был похож на горящий
факел?
Молодой, с горящими глазами, чем-то
он походил на меня самого – в ауре отчетливо читалось желание
изменить мир к лучшему – вот только он, в отличие от меня, не
утратил веру в людей.
Эдакий Данко, своим сердцем
освещающий людям путь!