– Ну что, Юрий Платонович, вы в этом сюжете видите, возможность
или угрозу?
– И то, и другое. Интересно, а что я-то сейчас делаю там у
вас…
– Наслаждаетесь пенсией где-нибудь на Чунга-Чанге. Места лучше
нет. Или в своём домике в Крыму. Крым-то наш, как вы помните.
– Но надо что-то сделать! – говорит он.
– Давайте вас в политбюро пошлём, – усмехаюсь я.
– Я не шучу, нужен какой-то план.
– Да какой план? Разве вы в состоянии сдвинуть корабль истории.
Я вот, например со Львом Николаевичем нашим Толстым согласен. Не в
силах один человек изменить ход истории. Даже зная сценарии. Вот,
допустим, грохну я Березовского, ничего не подозревающего и
невинного. Задушу его сегодня шарфиком, не познакомит он Абрамовича
с Ельциным. И что? Там таких, как они, думающих в одном ключе, куча
была.
– Да что вы, Егор Андреевич. Я к убийству учёных не
призываю.
– Это хорошо. Хватит с вас экономических преступлений. Я вот
только одного не понимаю, почему вы мне верите? Это ж настолько
неправдоподобно должно выглядеть…
– Так придумать такое невозможно. Ну и ты сразу мне показался
нездешним. И, к тому же, на гитаре играть не умеешь.
Он усмехается.
Не умею, да.
– Егор, спасибо, что предупредил вчера. Было, конечно трудно за
такое короткое время всё переиграть и с мясокомбинатом
договориться, чтоб они продторг загрузили для нас. Но, хорошо, что
всё хорошо кончается.
Ага. Только это, как раз, самое начало.
Уже вечер. Засиделись мы. Я иду по привычному маршруту мимо
главпочтамта, больницы и Электро-Механического завода, мимо
стоматологии, Политеха и кинотеатра «Космос». Прохожих мало, к ночи
становится темнее, воздух делается туманным, окутывая фонари
жёлтыми размытыми ареолами.
Во дворе темно, лампа над подъездом опять не горит. Сворачивая к
подъезду замечаю за собой тёмные тени. Трое. Кто такие? Просто
хулиганы или козни Джаги старшего?
– Слышь друг, погоди, э!
Друзья значит, ну тогда всё в порядке, беспокоиться не о чем. Я
поворачиваюсь спиной к подъезду, чтобы никто не подъехал сзади.
Встаю в стойку. Чего вам всем надо от меня, собаки? Их трое.
Молодые пацаны, отмороженные, бесстрашные, как вьетнамцы, которые,
как известно, смерти не боятся.
– Э, друган, ты чё, боксёр? Да ладно, харэ. Страшно в натуре.
Хорош пугать, щас обоссымся-на.
Они ржут. Вызывающе, оскорбительно. Но не думают же, что я на
это поведусь. Придурки.