Развитие танатологии в первой половине XX в., безусловно, было связано с Первой мировой войной. З. Фрейд считал, что это событие обнажило бессознательное влечение человека к смерти, которое так же тщательно скрывалось, как и сексуальный инстинкт: «Не лучше ли было бы вернуть смерти в действительности и в наших мыслях то место, которое ей принадлежит, и понемногу извлечь на свет наше бессознательное отношение к смерти, которое до сих пор мы так тщательно подавляли?» [Фрейд 1994а: 25]. Очевидно, что внимание к танатологическим проблемам усилилось вследствие необходимости осмысления войны и реабилитации ее участников.
Психоанализ находился на стыке рационалистской и иррационалистской картин мира. С одной стороны, внимание З. Фрейда и его сторонников было сконцентрировано на сфере бессознательного, с другой – истоки психоанализа, его методология и манера изложения изначально были связаны с позитивистской гносеологией, выявлением фактов, структуры и законов человеческой психики.
Закономерным выглядело возникновение после Первой мировой войны философской парадигмы иррационалистского характера – экзистенциализма, актуализировавшего идеи С. Кьеркегора и «философии жизни» XIX в. Одним из ключевых понятий этого направления стало понятие пограничной ситуации. Философ К. Ясперс, которого считают автором данного термина, в работе «Духовная ситуация времени» (1931) пишет: «Духовная ситуация человека возникает лишь там, где он ощущает себя в пограничных ситуациях. Там он пребывает в качестве самого себя в существовании, когда оно не замыкается, а все время вновь распадается на антиномии» [Ясперс 1991: 322]. Другими словами, в этот момент «человеческая экзистенция познает себя как нечто безусловное» [Философский энциклопедический словарь 1997: 347], индивид освобождается от условностей повседневности и задумывается о смысле своей жизни. Наибольшее воздействие на человека оказывает ситуация перед лицом смерти, из которой формируется, согласно М. Хайдеггеру, одна из составляющих истинной «экзистенции»: «То, что надо слышать в имени “экзистенции”, когда это слово употребляется внутри мысли, осмысливающей истину бытия из нее самой, могло бы прекрасно быть названо словом “выстаивание”. Только мы должны будем тогда в качестве полного существа экзистенции мыслить одновременно стояние внутри открытости бытия, вынесение этого стояния внутри нее (забота) и выдерживание в предельном (бытие к смерти)» [Хайдеггер 1993: 31].