Мысли мои скатывались к вечным темам
о деньгах, вотчинах и кормлениях, но никак не хотели возвращаться к
главному событию недели, а то и года. Летописцы тут не только
чернила, но и пергамент экономили, всех событий за год напишут
«Преставился Григорий, епископ ростовский, месяца мая в третий
день» и все, больше ничего за двенадцать месяцев не случилось. Так
что великокняжеская свадьба — очевидный претендент на единственную
запись под 6941 годом. Это, значит, 1433 от рождества Христова — но
так лета считают только богопротивные латиняне, мы же,
православные, ведем счет от сотворения мира. Все же знают, что
именно шесть тыщ девятьсот сорок один год тому назад Саваоф сказал
«Это хорошо!», вот и начался календарь. Только не дай бог такое
ляпнуть, великий князь московский должен быть праведен, благочестив
и богобоязнен.
Проехаться, что ли, мозги
проветрить? А и то.
— Свистни, чтобы Скалу
поседлали.
— Мигом, княже.
Скала — мой вороной жеребец,
единственный конь, который мне нравится. Навыки езды я от своего
реципиента унаследовал, а вот любовь к лошадям — нет. Ну звери, ну
красивые... а они тут не только показатель статуса, некоторые в
пересчете на доллары стоят никак не меньше чем бентли-майбахи, кони
здесь основа всему. И под воду, и под воеводу, и под князя, то бишь
под конного предводителя, конязя. Но Скала мне пришелся с первого
взгляда, еще трехлеткой. Напомнил мой Кадиллак-Эскаладо, потому и
Скала.
Выехали вчетвером — я, Волк и два
моих рынды, телохранители из детей боярских. Сразу же от крыльца я
ожег коня плеткой и пустил его вскачь, под запоздавшие крики
«Разойдись!» и прямо у воротного столба стоптал замешкавшегося
мужика. Тот грохнулся оземь, смешно размахивая руками, но я уже не
смотрел, ушел в думы, а конь нес меня вперед, вперед, на Кучково
поле...
Свадьба тут у меня, понимаете
ли.
А вот если я был в свое время женат,
а теперь меня женят еще раз, можно ли меня считать двоеженцем? Или
счет идет, так сказать, по головам? Тамошняя голова — одна жена,
здешняя — другая... И, главное, спросить некого, не к духовнику же
с такими вопросами бежать. Хорошо еще решит, что умом скорбен, а
коли на одержимость бесами подумает?
Как на минном поле живу, потому
больше помалкиваю, да читаю все, что можно тут сыскать. Не сказать,
чтобы прям очень много, но кое-что и после Тохтамышева пожара
уцелело — летописи, грамоты и прочие, так сказать,
финансово-юридические документы. В них-то я первым делом влез,
потому как без этого никакую фискальную основу не выстроишь, а не
будет налогов — не будет и государства.