- Могу добавить странностей в вашу копилку, - усмехнулся я. – Мы
с женой встретили Надю в Москве после парада, и тогда ей как раз
позвонили. Якобы наши особисты вызвали на работу…
- Нет! – Иванов возник в поле моего зрения. – Никто из первого
отдела Теминой не звонил – все исходящие и входящие
записываются.
- Значит, звонили убийцы! – отрезал я, и раздраженно пожал
плечами. – Поймите, это полнейшая, дичайшая чушь – считать Надю
морфинисткой! У наркоманов все руки и ноги обколоты! А здесь?
Кстати… Она так и сидела за рулем? Без дубленки?
- Сам удивился, - Савельев потер подбородок. – Холодно же…
- Синяков на теле нет? Ее не насиловали?
- Никаких следов, - оперативник поиграл желваками, и вытолкнул,
пряча злость: - Медэксперт доложил, что Темина умерла
девственницей.
Мы помолчали, каждый думая о своем.
- И вот еще какая деталь, - сказал я, смягчаясь. – Не всё так
натурально, как кажется. Надя – левша. Сделать себе укол в правую
руку она, наверное, смогла бы, но в левую – извините.
Савельев переглянулся с Ивановым.
- Значит, кто-то другой ввел морфий… - медленно проговорил Борис
Семенович. – Не хреново девки пляшут… по четыре сразу в ряд!
- Если это вообще был наркотик! – резко сказал я. – Могли и
спецпрепарат вколоть - для развязывания языков у молчуний! Надя
выболтала все секреты, которые знала, и ее убрали. Как вам такая
версия?
- Она мне очень не нравится, - поугрюмел генерал-лейтенант. –
Очень…
- Образец крови Теминой мы отправили на анализ… - промямлил
капитан Савельев.
Я лишь звучно выдохнул.
Мой взгляд шарил по искореженному задку «Жигулей», по
сине-белому «ЗиЛу», но всякий раз возвращался к Наде. К телу Нади.
Мертвому телу.
«Жертвы имеют право на справедливость», - мелькнуло в голове.
Да, имеют…
- Михаил! – окликнул меня Иванов, будто почуяв настрой. – Только
без самодеятельности! Ладно?
- Ладно! – легко пообещал я, скрестив пальцы в кармане.
Вечер того же дня
Москва, улица Строителей
На работу я уже не заезжал - гибель Наденьки взбаламутила покой,
подняв из нутряных глубин все прежние волненья и полузабытые
страхи.
Домой вернулся затемно. Шагнул с холода в согретую прихожую, где
бра разливали желтый приютный свет, и молча разделся.
Рита вышла меня встречать в пушистом халатике и мохнатых тапках,
что расшивались в далеких чумах или ярангах. Губы надуты, в глазах
посверкивают колючие огоньки…