Славить и серп класть после молитвослова было не с руки: одной
он девчонку держал, другой – стену…
Дернулся, ожегшись оголившимся запястьем, и на пол загремело.
Чан для воды, чтоб дети всякий раз на кухню не бегали. Значит,
лестница справа… была. Больше нет. Обрушилось разом, и пол под
ногами просел. Барна кинулся в сторону, там воспитательская и
балкончик, если повезет… Повезло. Сюда огонь еще не добрался,
мешало плотно закупоренное узкое окно, но уже вот-вот. Стоило
только рвануть на себя медную ручку, как за спиной, толкнув горячим
воздухом дверь, заревело.
Тен’Элек, прыгая, уже дурной был от дыма и полуослепший от огня.
А когда под спиной хрустнуло, испугался, что сломал. И сломал, да,
лелеемую наставницей тен’Дезсо короткоствольную, но разлапистую и
колючую багряную сливу, плоды дающую кислые и мелкие, зато цветущую
так, что даже у него, Барны, где-то внутри тянуло и екало, как по
молодости.
И до чего сладким был воздух тут, снаружи, и холодным казался
таким, словно не летняя светлая ночь над Новым Ведере, а зима
где-нибудь в краю Ллоэтине.
Девчонка захныкала и завозилась в руках. Глаза все еще плыли
слезами и болели так, будто их вынуть пытались, но Барна разглядел
склонившееся над ним лицо дородной Аготы, сменной няньки. Она
вцепилась в тлеющий рукав тулупа и тащила его за этот тулуп прочь
от полыхающего приюта.
Жалко тренькнули окна первого этажа, огненные щупы выстрелили
наружу и вверх, с треском просела непонятно на чем державшаяся до
сих пор крыша, и сразу сделалось почти тихо.
– Барна… тен’Элек, – сквозь глухой шум и звон в левом ухе
пробился голос одной из младших наставниц, – дайте мне девочку, вы
ее сейчас придушите.
Он не глядя сунул ребенка в протянутые руки и стал с
остервенением сдирать с себя прикипевший к спине тулуп, и куртку, и
жилет… Перчатки снимал – выл. Не понять уже было, где его кожа, а
где свиная. Кто-то лил ему воду на руки и заматывал смазанной
заживляющей мазью холстиной. От резкого травяного запаха плакать
хотелось, и он плакал – дым все еще выходил слезами.
– Ма... кха-кха… – горло драло, как сливовыми колючками, и он
зашелся кашлем, пачкая повязки черным и вязким, – малая кхак,
жхивая?
– Живая и даже ожогов нет! – ошеломленно воскликнула младшая
наставница, пытающаяся напоить трясущуюся, как в припадке, девочку.
– Вы просто чародей, тен’Элек…