– Да? – рассеянно обернулась она. – Что? – очнулась Дарья от «зачарованного сна».
А музыка, глядите-ка, уже закончилась. И красавица-пианистка, оказавшаяся и в самом деле высокой и грациозной, встала из-за рояля и улыбнулась Дарье.
– Вам понравилось? – А голос у нее оказался под стать внешности, высокий, но с хрипотцой и особыми обертонами, намекавшими скорее на альт или даже виолончель, чем на скрипку. Мрачность исчезла с лица женщины, и теперь оно выглядело почти нормальным, хотя Дарья и не взялась бы объяснить, что именно заставило ее употребить слово почти.
– Вам понравилось?
– Да, очень! – вернула улыбку Дарья. – Вы великолепная пианистка! Мне кажется, я лишь раз в жизни слышала нечто подобное.
– Когда-то давно? – в улыбке пианистки возникло нечто, намекающее на оскал охотящегося зверя. – В далекой стране?
– Да, – почти непроизвольно подтвердила Дарья. – Далеко. Давно.
– Счастливица! Что он играл?
«Он? Откуда она знает, что это был мужчина?»
– Листа, мне кажется.
– Лист замечательно подходит для интерпретаций, – кивнула женщина, словно бы соглашаясь с мнением собеседницы. – Он полон глубины, внутренне сложен и непрост технически. Хороший выбор!
– Не знаю, право! – опешила от такого напора Дарья.
– Вы чудесно играли, сударыня! – вступил в разговор Кирилл. – Смею ли я предположить, что имею честь говорить с самой Лизой ван Холстед?
– О, нет, сударь! – рассмеялась незнакомка. – Но я польщена! На самом деле я всего лишь любительница, и ничего больше. А Лиза – гений!
– И тем не менее… – возразил Кирилл и тут же спохватился, что ведет себя неучтиво. – Но мы не представлены. Кирилл Иванович Коноплев, к вашим услугам!
– Дарья Дмитриевна Телегина, – назвалась Дарья.
– Грета Ворм, – улыбнулась женщина, которая и вообще, судя по всему, не скупилась на улыбки. – Или лучше назваться на русский лад? Тогда я Грета Людвиговна.
– Что ж, Грета Людвиговна, – Дарья уже вполне пришла в себя, – вы действительно великолепны. И совершенно неважно, любитель вы или профессионал. И по-русски вы говорите как природная русачка.
– О, это пустяки, – сейчас смеялись лишь глаза женщины, но Дарье показалось, что это опасный смех. – Я так на семи языках изъясняюсь. Но зато на всех прочих у меня чудовищный фламандский акцент. Так что там с Листом? Не хотите обсудить за чашкой чая?